В Бельгии о конкурсе скрипачей знают полицейские и таможенники

Никита Борисоглебский (р. 1985) – солист Московской филармонии и один из самых известных сегодня в мире молодых российских скрипачей. После побед на Конкурсе имени Чайковского в Москве (2007) и на Конкурсе имени королевы Елизаветы в Брюсселе (2009) активно концертирует, участник программ Зальцбургского фестиваля, Летнего фестиваля в Рейнгау (Германия), многих других. Родион Щедрин и Александр Чайковский доверяют скрипачу исполнения премьер своих сочинений. Накануне очередного концерта, который на следующей неделе пройдет в Большом зале консерватории, скрипач ответил на вопросы корреспондента «НГ» Марины Гайкович.

– Никита, как складывается твоя творческая жизнь после Конкурса имени Чайковского?

– До этого был опыт консерваторской игры и выступления в камерном оркестре. Эдуард Давидович Грач, мой профессор, пытался сделать своих студентов солистами или артистами филармонии. Один из самых ярких моментов – концерт с Наумом Штаркманом, мы играли сонату Грига, и это было очень интересно. Одним из призов конкурса, как все знают, был пятилетний контракт с филармонией на все концерты по России. Стали поступать частые приглашения из разных городов. Наш контракт в самом разгаре, я им очень доволен. Кстати, и в этом контракте есть некоторые неудобства. Часто меня приглашают маленькие города, которые не готовы платить гонорар, заявленный в контракте, я же при этом готов там играть и за меньшие деньги. Иногда филармония дотирует такие концерты.

– Ты продолжаешь учиться?

– Да, я окончил аспирантуру Московской консерватории и сейчас учусь в Бельгии, это частная школа, там семь скрипачей, столько же пианистов и вокалистов. Мне очень понравилась система, по которой работает школа: за год ты должен сыграть десять концертов. Администрация помогает с инструментом и участвует в организации этих концертов.

– А какую цель ты преследуешь, продолжая учиться?

– У нас замечательная школа и великолепные традиции, но я чувствую, что в нашей школе неверно трактуются некоторые стили – например, барочный, классический и французская музыка. Вот решил начать с франко-бельгийской стороны. Ну и кроме того, всегда существует опасность армии.

– Как на Западе реагируют на Конкурс имени Чайковского?

– Конкурс, конечно, знают, но все-таки, несмотря на то что он широко освещался, общественность его практически не заметила. Думаю, сейчас, с появлением Гергиева, ситуация кардинально изменится.

– А все-таки в западной профессиональной среде что более весомо: Вторая премия Конкурса имени Чайковского или Пятая на Конкурсе королевы Елизаветы?

– Ну – Пятая в Бельгии, конечно. Этот конкурс там как национальное достояние, и все, включая полицейских и таможенников, о нем знают. Когда они видят скрипку, интересуются, участвовал ли я в конкурсе, какую премию получил.

– Как думаешь, что тебе помешало стать первым на Конкурсе имени Чайковского?

– Трудно сказать┘ Знакома ли тебе история с Мариинским театром?

– Да, помню, на фестивале «Звезды белых ночей» ты заменил солиста и сыграл концерт Брамса.

– Это было за пару дней до финала. Играть с Гергиевым было замечательно, но, видимо, этот концерт скушал часть сил.

– Твое внимание к современной музыке продиктовано собственными интересами или дружбой с композиторами?

– И тем и другим. Мне иногда присылают партитуры с просьбой познакомиться и исполнить. Это интересно, но нужно очень много времени, чтобы подготовить сочинение. Не всегда организаторы концерта встречают радостно предложения сыграть современную музыку. Легче, когда уже есть запланированный концерт с конкретными датами. Александр Владимирович Чайковский меня всегда поддерживал. Родион Щедрин и Майя Плисецкая благосклонны ко мне. Осенью в Мюнхене я участвовал в одном мероприятии, но не очень успешно. Они приходили на все выступления. Когда узнали, что кое-что не сложилось, то через несколько дней Родион Константинович позвонил со словами: «У меня есть три новости, и все хорошие». У них есть фонд в Америке, и этот фонд выделил мне грант. Кроме того, он порекомендовал меня для участия в некоторых концертах.

– Я знаю, что ты некоторое время преподавал в консерватории┘

– Да, я был ассистентом Эдуарда Давидовича, и мне этот процесс очень нравился. Но после Конкурса Чайковского я решил сосредоточиться на себе. И если уж быть совсем честным, то материальная сторона преподавательской деятельности, хотя это, безусловно, очень престижно, в нашей стране оставляет желать лучшего.

– Как ты видишь в идеале развитие своей карьеры?

– Быть в меру востребованным и не иметь 250 концертов в год. Для меня средняя цифра – 50: хочется, чтобы качество из-за нехватки времени не страдало. Конечно, есть музыканты, которые могут играть часто и много, а есть такие, кто делает одну программу и играет ее целый сезон, – например, пианист Григорий Соколов. Это, на мой взгляд, один из лучших музыкантов нашего времени. Я бы сказал так: пианистов сейчас много, а музыкантов – единицы.

– А за творчеством коллег следишь?

– Может, это прозвучит как зазнайство, но тем не менее я не очень люблю ходить на концерты современных скрипачей. Я фанат стариков – Хейфеца, Стерна, Ойстраха. Самый последний для меня старик – это молодой Третьяков.

– Чего, на твой взгляд, не хватает современному поколению?

– Проникновения в музыку. На мой взгляд, идет подмена смысла или красивым звуком, или какими-то техническими приемами. У скрипачей, которые сейчас на олимпе, безупречная техника, владение инструментом на высочайшем уровне, но вся свобода сводится к различным вариантам применения различных приемов. К романтическому виртуозному репертуару это очень подходит – там действительно чем красивее и проникновеннее, быстрее и чище сыграешь, тем лучше. Но взять исполнение концерта или сонаты Бетховена, то сразу слышно, что нет понимания внутренней логики, взаимосвязи. Я это чувствую, но не могу пока сказать, что сам хорошо это воплощаю. Но я к этому стремлюсь.