Кто такой сложный человек?

Вместо дискуссии вокруг статьи «Россия, вперед!», которую нам предложил президент России (в рамках нее я выступил в «Российской газете» со статьей «Воспитание чувств»), нас вовлекли в обсуждение публикации «В поисках сложного человека» Даниила Дондурея и Кирилла Серебренникова. Почему? Мне кажется, что и авторы, и многие их сторонники оказались во власти иллюзии, что будто бы найдена панацея от всех бед в отечественной культуре, что вот эта их программа может вывести из кризиса.

На самом деле все их предложения, во-первых, стары как мир, во-вторых, по моему убеждению, кроме вреда, ничего принести не могут. Хотя некоторые позиции статьи абсолютно верны. Например, когда речь идет о кризисе понимания культуры, который грозит нам грядущими катастрофами, потерянными поколениями. Или когда они пишут о недопустимости ситуации, в которой культуре отведена зона досуга, что у правительства сегодня нет культурных обязательств перед своим народом, что исчезла концепция развития личности, что телевидение – это враг культуры┘ Но должен сказать, что эти все тезисы не раз и не сейчас, а уже давно высказаны многими, и мной в том числе.

А в основном, мне кажется, весь пафос их сентенций – это пафос школьников, вдруг открывших для себя мир взрослых идей. Кто-то назвал уже их статью манифестом, а я вижу абсолютную сумятицу в мыслях. Так бывает у юношей, впервые прочитавших умные книжки, отсюда путаница в понятиях и рассуждениях. Не хочу называть их рассуждения глупыми, но по крайней мере они точно наивны.

Кто такой сложный человек, на поиски которого мы должны сейчас все отправиться? Тот, который не «массовый человек» (Ортега-и-Гассет), или, по определению другого философа, – не «одномерный человек» (Маркузе)? По каким таким признакам мы определим, что перед нами сложный человек? Который думает и сомневается? Который креативно мыслит? Тот, который понимает и воспринимает новое искусство? А тот, кто по-прежнему читает Толстого или Достоевского, ставит Гоголя или Островского, уже не сложный человек? «Массовый человек» ведь их тоже читает и с огромным удовольствием смотрит хорошие, но традиционные спектакли, скажем, в Малом театре. Как тут быть?

Дондурей и Серебренников считают, что мы храним старое, но не двигаемся вперед, потому что у нас в загоне инновационное искусство. Но я-то как раз уверен, что разрушительные процессы в культуре связаны с тем, что мы не «сберегаем» и не «сохраняем», поэтому прерваны традиции, поэтому нарушен нормальный поступательный процесс развития культуры.

Почему в их рассуждениях отсутствует категория нравственности? Сложным человеком рассматриваются такие понятия или он выше их? Но как же без них можно говорить о концепции развития личности – это ведь абсурд!

Вся статья дышит снобизмом – они поделили мир на белых и черных, на тех, кто смотрит телек, то есть на большинство, и на избранных тире продвинутых, которым и предназначено новое искусство.

Но я настаиваю: необходима культурная стратегия общества, а ее цель, я повторюсь, – это формирование культурной среды для всех. Надо поднимать уровень культуры общества в целом, а не растить элиту сложных людей, создавая им специальные центры. Это идея, мне кажется, не только утопическая, но и антигуманная, антидемократическая. Фобская!

В статье много умных слов, но немного смысла. Сплошь лозунги, причем какого-то революционного толка. Сейчас брошен лозунг ставить современные пьесы, в которых, как кажется Дондурею и Серебренникову, есть новое содержание, а очень скоро, как это уже было в истории, появится другой лозунг: «Назад к Островскому». Это же чистой воды РАБКРИН!

Играть 30% современной музыки – обязательно! Из 10 премьер три премьеры по современным пьесам – и тоже обязательно! Друзья, так это советская директива, вы же помните, как раньше нам спускали установку – в репертуаре должны быть: одна пьеса зарубежная, одна – национального автора, одна – классическая и т.д. Это же абсолютно социалистический подход к делу.

20% бюджета авторы предлагают в обязательном порядке направлять на создание и демонстрацию нового. Что имеется в виду под «новым»? Кто определит, что именно это – «новое»? По какому признаку? По возрасту авторов? Сколько им должно быть лет? 50, может, 40 или 30?

Мне попалось интервью Питера Брука, который очень хорошо высказался на эту тему. Он рассказывает, как когда-то, выступая против буржуазного театра, вывел в спектакле обнаженного человека. Тогда это было табу, и он его нарушил. Его примеру стал следовать один режиссер за другим, и продолжают это делать до сих пор, хотя голый человек на сцене уже давно – штамп.

То, что сегодня новое, завтра уже штамп, сегодня – это искусство для элиты, или, как у них, – для сложных людей, а завтра – это уже культура для масс. Причем в наше время это процесс моментальный. Поэтому и идея центров инновационной культуры, мне кажется, надуманной.

Какая странная возникает картина: здесь работают ЦИКи, здесь – традиционные театры, назовем их рутинными. Будет ли какое-то взаимодействие с ними? Мейерхольд был приглашен в Александринку, чтобы взорвать рутину. А что будет у нас? Молодые - отдельно, условно, старики или ретрограды - отдельно? Может быть, у них есть и такой лозунг – долой стариков!

Простите меня, но я думаю, что главный посыл всей статьи – дайте денег, и мы вам построим новую культуру, на которой вырастим сложного человека.