В Московском музее современного искусства открылась большая выставка Кирилла Данелия - около 70 картин и объектов из музейных и частных собраний. Показ данелиевских «хитов» на тему натюрмортов ставит двадцатилетнюю отметку в выставочной практике сына известного режиссера.
Георгий Данелия сначала окончил МАРХИ, а потом мосфильмовские Высшие режиссерские курсы и стал тем, кем его любят уже несколько поколений. Кирилл Данелия учился в Школе-студии МХАТ, а сейчас относится одновременно к миру арт-дилеров (его антикварная галерея специализируется на древневосточных культурах и античности), художников - и просто к богемным персонажам, увлекающимся ретро-автомобилями.
Природа этих арт-объектов, готовых поглотить в своем живописном чреве бутылки, карты, мешки, ножки стола и бог знает что еще, ретроспективна. Они из 90-х и нулевых годов смотрят в 60-70-е, часто почти цитируя сказанное многими ныне уже классиками советского неофициального искусства. А через головы этого авангарда второй волны Данелия даже заглядывает в опыты авангарда начала прошлого века. Однако поскольку сейчас границы официального-неофициального сместились, а сами категории приобрели несколько иные очертания, - то и сделанное теперь, но в той стилистике говорит не из-под полы и о чем-то совсем другом.
Самая простая отсылка «туда» - «Пресс-папье Немухина» с россыпью немухинских игральных карт. Она напоминает о традиции, привычной для той вещной эстетики, - о традиции посвящения-принадлежности. «Туда» же, но уже к Оскару Рабину с его «Улицей имени Пресвят. Богородицы» и «Улицей имени И.И. Христа» - данелиевское «Посвящение иконе Божьей Матери Иверской». Только если у Рабина несочетаемо сочетались сакральная суть (вернее, намекающее на нее изображение на уличной вывеске) и обыденный контекст, то Данелия собственно суть убирает, довольствуясь декоративным эффектом. На холсте остается коллаж из газетных вырезок, надпись-посвящение и чистая доска.
Расставляя в своих натюрмортах стройные бутыли и наделяя сломанные спинки старых венских стульев витальной энергией ростков репчатого лука, Кирилл Данелия умело упомянет в своем картинном разговоре «Черный квадрат», намекнет на кубофутуристические «шалости» группы «0,10» и припомнит перевернутые почти параллельно картинной плоскости столешницы Давида Штеренберга┘
Понятно, что ретроспекция эта небескорыстна. Вещи Кирилла Данелия используют зарекомендовавший себя в искусстве XX века язык. А поскольку силы трения со временем в них нет, то теперь, на новом витке, речь идет о декоративизме. Порой весьма занятном, как в объекте, звучно поименованном «Самиздат, механика и 6-я скрипичная симфония Моцарта» и посвященном несостоявшемуся разговору скрипучих голосов ржавых петель, жалобной песни скрипичного остова и щелкающих трелей маленькой печатной машинки. Пожалуй, те ассоциации, что оказываются где-то между названием работы и самим предметом, - и есть самое главное и собственно авторское. Ностальгия же по авангарду, по поп-арту, происходящая только на формальном уровне языка, - это бренд. Удачно найденный, судя по тому, что творения Кирилла Данелия хорошо продаются.