Гоголь и придворный кинематограф

Вот такие они, гоголевские герои.
Кадр из фильма «Тарас Бульба»

Новый фильм известного российского экранизатора Владимира Бортко «Тарас Бульба» выйдет в прокат 2 апреля, ко дню рождения Николая Васильевича Гоголя. Надо полагать, это подарок – и классику, и нам всем.

Бортко известен дотошностью – он переносит на экран литературные произведения с аптекарской точностью, вкладывая в уста персонажей тексты без изменений и следуя извилистым сюжетным руслом за автором по-ученически уважительно. Жаль только, нам уже никогда не доведется спросить авторов, насколько они довольны этой уважительностью.

То же с «Тарасом Бульбой». Все предельно точно, все, что мы видим на экране, есть в повести. Начинается фильм хрестоматийным «А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!» – и далее по тексту. Почему-то считается, что аккуратное перенесение на экран максимального количества авторских слов и есть та панацея, что в состоянии отвести всякое подозрение в небрежении авторской мыслью. По крайней мере в экранизациях Бортко («Идиот», «Мастер и Маргарита») эта предполагаемая панацея – один из главных героев.

Богдан Ступка, как кажется сначала, так и просится на роль Бульбы. Действительно – размах этого актера почти тождествен размаху гоголевского героя, а мощь Бульбы и глубина его переживаний, звериное обаяние личности и отчаянная харизма – все это, казалось бы, необъятное Ступке подвластно и отдается ему на откуп легко и охотно. Правда, он излишне монументален, он слишком гордо несет себя во главе всего повествования, ни на мгновение не забывая, что непременно должен явить собою плоть от плоти земли русской, богатыря и защитника Отечества. Да, Бульба в исполнении Ступки масштабен, но в отличие от литературного Тараса начисто лишен чувства юмора. А ведь тот, гоголевский Бульба – толстый эпикуреец, разбойник и душегуб, фигура крайне противоречивая и трагическая.

В фильме Бортко трагизм Бульбы сводится к необходимости лишить жизни младшего сына, Андрия (Игорь Петренко) и быть свидетелем казни старшего, Остапа (Владимир Вдовиченков). Во всем остальном экранный Бульба не знает страха и упрека, этакий мудрый запорожский мачо в летах, положивший чубатую голову за Отечество. А это уже к Гоголю имеет самое слабое отношение. И авторы фильма, кажется, это понимают. Иначе не стали бы они сдабривать фильм небольшими, но важными для их идеи сюжетными вкраплениями. Например, у Гоголя ничего нет о гибели жены Тараса (Ада Роговцева). В фильме же ее порубленное поляками тело привозят из разоренного хутора – и для Бульбы это становится поводом и последней каплей, капнувшей на весы сомнения: идти или не идти бить поляков? Да как же не идти, панове, если ляхи такое непотребство учинили? Очень сомнительный для Гоголя героизм Тараса и его сподвижников для Бортко оборачивается несомненным героизмом в битве за Родину. Бортко словно ищет оправдания герою, а бедная Тарасова жена становится в фильме чем-то вроде убиенного Кирова, с которого пошли репрессии в СССР.

И здесь окончательно разверзается пропасть между Гоголем и не Гоголем. Гоголь пишет: «..Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки <┘>поступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойничество┘» Но такой Тарас не укладывается в патриотическую идею, ради которой и задуман этот дорогой – 25 млн. долл. – блокбастер. Сладкий закадровый голос Сергея Безрукова время от времени медоточиво льет гоголевский текст, в основном те куски, где речь идет о русской удали, вере и силе. Фоном идет чрезвычайно милая попсовая музыка Игоря Корнелюка, со своим «трым-ты-тым» прекрасно сгодившаяся бы во всякой мелодраме, а здесь она так же нелепа, как голос Безрукова.

Подробно и досконально сооружены батальные сцены и сцена казни казаков. Гоголь, например, не стал обременять читателя описанием казни Остапа, но Бортко решил исправить эту, по его мнению, ошибку писателя. Что за неуместная стыдливость, правда? «Не будем смущать читателей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождением тогдашнего грубого, свирепого века┘»

Гоголь не знал, что пишет сценарий для блокбастера. Знал бы – не стеснялся бы, посвятил бы читателя в подробности процедуры четвертования, усекновения голов, дробления булавой костей – словом, всего того, что и правда необходимо в дорогом историческом блокбастере, когда речь идет об измывательствах врагов над нашими парнями. Не будем забывать, что поляк у нас официальный недруг, «застолбленный» новым праздником 4 ноября.

Формально Бортко не так уж сильно перекроил Гоголя – и текст сохранил, и сюжет. Ну разве что придумал за писателя основные мысли и основной пафос. Ну разве что начинил внешнюю канву сюжета громкими патриотическими петардами. Ну разве что выставил казаков на полное посмешище – представьте себе, например, как погибающие в битве запорожцы перед смертью абсолютно всерьез один за другим произносят монологи вроде: «Прощайте, паны-братья, товарищи! Пусть же стоит на вечные времена православная русская земля и будет ей вечная честь!» или «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки русская земля!» У Гоголя эти фразы – часть изумительного, живого, плотного текста, вырывать куски из которого, как это делает Бортко, – значит вовсе не чувствовать, не понимать ни литературу вообще, ни Гоголя в частности.

И отчаянно при этом лукавить – мол, для молодежи стараемся, чтобы не забывала она нашего прошлого, чтобы чтила богатырей земли русской, чтобы знала Гоголя... Что поделаешь: лукавство – одна из примет нашего времени. Борьба за молодые умы – часть его. Воспитание патриотизма, на котором сфокусировались сейчас власти, - примета и часть нашего кинематографа. Одна надежда: история показывает, что такой кинематограф не живет долго, отпадает за ненадобностью, как только меняются времена. А Гоголь – ура! – остается.