Фенечка для уикенда

Вчера на канале «Россия» показали сразу все четыре серии экранизации романа Ивана Тургенева «Отцы и дети». Сценарий написали Авдотья Смирнова и Александр Адабашьян, в роли режиссера выступила Смирнова. В таком виде, в каком мы увидели этот роман на экране, место ему, наверное, только в глянцевом журнале.

Роман Тургенева «Отцы и дети» относится к тем произведениям русской классики, которыми было подпорчено наше детство. Его вдолбили нам тяжелым молотком советской педагогики, попытавшись напрочь отбить любовь к отечественной литературе навязчивыми идеями о разного рода буревестниках, непримиримых противоречиях, победе новой идеологии над старой и прочими гибельными для литературы рассуждениями, до которых Тургенев, слава богу, не дожил.

Русскую классику нынче дерут на части. С одной стороны, к ней подбираются новаторы-реформаторы, убежденные, что в каждом произведении полно скрытых смыслов, о которых сам писатель и не подозревал. С другой – на нее наседают те, кто полагает, будто писатели создавали произведения, не имея в виду вообще ничего. В любом случае и те, и другие вольно (реже – невольно) делают литературу полигоном для прогулок собственной фантазии и талантов.

Авдотью Смирнову, видно, в школе тоже сильно напугали Тургеневым. До такой степени напугали, что она решила по прошествии многих лет выместить свою обиду на писателе. Вместе с художником Александром Адабашьяном она написала сценарий «Отцов и детей», по которому впоследствии и сняла фильм в качестве режиссера. Это ее второй режиссерский опыт. Первый – фильм «Связь», который, как многие надеялись, вернет Авдотью Смирнову окончательно в первую профессию, оставив режиссуру в более надежных руках.

Начальные титры фильма идут на фоне женских рук, составляющих букет цветов. За кадром – романс. Кажется, что вот-вот по краям побегут рюшечки и завьются кружавчики, а на экран выйдут счастливые пейзане и пейзанки с румяными детками на руках. Они и не заставляют себя ждать. Свеженькая Фенечка (Екатерина Вилкова) со свеженьким дитем здесь чуть ли не главный персонаж. И авторы фильма даже дописывают эпизоды с ее участием, которых не было у Тургенева. Например, сцена, в которой Базаров (Александр Устюгов) спасает младенца Фенечки и Николая Петровича (Анатолий Васильев), пришла в голову Смирновой с Адабашьяном совершенно без участия Тургенева.

Не хочется уподобляться нашей советской педагогике и объяснять, что хотел сказать Тургенев. Ему виднее. Только все же думается, Тургенев не только от скуки бумагу марал и не совсем уж безделицы сочинял. И как бы ни били нас по мозгам в детстве идеологическими дубинками, меньше всего хочется заподозрить Тургенева сейчас в том, что занимался он среднерусским провинциальным акынством. Увидел пейзанок – написал про пейзанок, приехал грубый Базаров – описал этого противного Базарова. Вошел красивый Павел Кирсанов (Андрей Смирнов), поговорил с Базаровым, потом они подрались на дуэли, потом помирились, явилась Одинцова кровь с молоком, Базаров обмяк, а потом заразился и умер. Если бы он глупостями не занимался – остался бы жить да с Анной Петровной детишек плодить. А так в конце – картина Василия Перова «Старики родители на могиле сына». Точь-в-точь.

«Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная – и все-таки обреченная на погибель» – так писал Тургенев о своем Базарове. Однако мы не видим не то что дикой и сумрачной – здесь вообще нет фигур, бродят лишь тени тургеневских героев, более или менее сносно говорящие фразами из романа и создающие сюжетную канву.

Тургенев, будучи человеком необычайно чутким к малейшим веяниям времени, не мог не чувствовать, как в привычный феодальный быт вторгается пока еще не очень заметное, но на глазах крепнущее разрушительное начало. Не надо забывать, что «Отцы и дети» были написаны через год после отмены крепостного права, и делать вид, что это никак не сказалось на романе, даже смешно. Тургенев боялся этой новой силы (получившей в романе имя «Базаров»), не хотел ее, понимая, что ее победа приведет к трагическим последствиям. Не видеть этого, отрицать эту часть тургеневского мировоззрения – не просто недальновидно и неумно, но и оскорбительно для писателя. Тургенева словно посмертно вызвали на «Школу злословия» и устроили ему там по обыкновению разнос: что это вы, любезный, наворотили тут? Заумь какую-то нам подсовываете? Проще надо быть, к народу ближе. Ладно, свободны. Дальше будем разбираться с вами на канале «Россия». Вас вызовут.

Попытка сохранить тургеневскую поэтику в ее якобы первозданном, не разрушенном лишними мозговыми атаками виде оборачивается болезненной кастрацией романа. Буколический, выхолощенный Тургенев неинтересен, слаб и не способен противостоять всесильному гламуру.