Роман Берченко В Москве выступил Борис Березовский, один из наиболее любимых столичной публикой пианистов, давно живущий за рубежом.
Те, кому посчастливилось хоть раз побывать на концерте Бориса Березовского, знают: он очень не любит официоз в одежде (особенно галстуки), терпеть не может яркий свет на сцене и в зале, зато обожает менять программу буквально за несколько минут до выхода к публике.
Традиция продолжилась 10 января на абонементном филармоническом концерте в Большом зале консерватории: стильный черный костюм с такой же рубашкой (но, разумеется, без ненавистного галстука!), приглушенный свет и коррективы в списке исполняемых сочинений уже по ходу концерта. В программе вместе с редко звучащими «Танцами давидсбюндлеров» Шумана и Первой сонатой Метнера значилась еще и первая соната Бетховена, однако пианист не стал ее играть. Он предпочел продолжить метнеровский вечер, исполнив до перерыва кроме сонаты четыре «Сказки» – изысканные миниатюры, своего рода визитные карточки замечательного русского композитора.
Таким образом, вместо трех эпох – венского классицизма, романтизма и ХХ века – были представлены лишь две, а если быть совсем точным – одна: романтизм в его расцвете (шумановский опус) и на излете (сочинения Метнера). Подобные эстетические изыски – в духе Березовского, который (не в пример большинству коллег) никогда не довольствуется «солянкой» из классических шлягеров, а, как правило, задумывает своего рода стилистические экскурсы, демонстрируя не только вкус и эрудицию, но и полную свободу в выборе репертуара.
Вообще же свобода и раскрепощенность – качества, проявляемые музыкантом в одежде, освещении и компоновке программ, – определяют и его трактовки. С легкостью преодолевая толщу исполнительских штампов, он словно общается напрямую с композиторами, причем общается на равных, без подобострастия, но и без чванства. Иногда даже кажется, музыка возникает в зале сама по себе, без участия пианиста – настолько естественны, пластичны и убедительны его интерпретации. Березовский никогда не выпячивает своего «я», не старается любой ценой продемонстрировать виртуозность и технику (к слову сказать, поистине совершенную). Напротив, он полностью «растворяется» в композиторе – будь то Рахманинов или Шуман, Бетховен или Шопен, погружает себя и нас в мир автора – уникальный, непохожий на другие. Так играют лишь великие музыканты.
Пианист, живущий за пределами России, тем не менее много делает для нашей культуры – чего стоят хотя бы метнеровские фестивали, регулярно проводимые Березовским на собственные средства. На них не только звучит прекрасная и глубокая музыка крупнейшего русского композитора, близкого друга Рахманинова, недооцененного и надолго забытого на родине после эмиграции. Здесь открываются новые имена.
Московская публика, влюбившаяся в Бориса Березовского еще со времен его блистательной победы на 9-м Конкурсе имени Чайковского, хранит верность своему кумиру. Переполненный Большой зал, стоячие овации и море цветов в январскую стужу – яркое тому свидетельство. Музыкант, внешне весьма сдержанный в проявлении чувств, отвечает на это тоже по-своему – не бесчисленными расшаркиваниями на поклонах, а чередой великолепных бисов, которые перерастают в еще одно отделение концерта. Если в прошлом году Березовский потряс Москву сыгранной на бис транскрипцией равелевского Вальса, то на сей раз в этой части концерта царил Шопен, его мазурки и вальсы, сыгранные с обескураживающей простотой и особой, непередаваемой словами щемящей интонацией.
