Подари мне жизнь

Сергей Лейферкус – один из самых известных представителей русской вокальной школы на Западе – и Российский национальный оркестр под управлением Михаила Плетнева составили прочную основу для впечатляющего звучания двух рахманиновских опусов – юношеской оперы «Алеко» (1893) и более зрелой «Франчески да Римини» (1906).

Оперы Рахманинова звучат в столице не часто, даже крайне редко, Сергей Васильевич негласно (и несправедливо) считается неоперным композитором, и поэтому каждое их исполнение вызывает вполне закономерный ажиотаж. Особенно когда представляют их музыканты самого высокого класса, как это и случилось в Концертном зале им. Чайковского.

Надо сказать, что и «Алеко», и «Франческа да Римини» были поставлены в Большом театре, и успех их был настолько велик, что сам Чайковский спрашивал разрешения у молодого композитора, не против ли он, если «Иоланта» будет идти в один вечер с «Алеко».

Примерно такое же отношение к рахманиновским операм сейчас на Западе: Лейферкус, например, регулярно поет их и в концертном исполнении, и в театре, и даже записывает с ведущими западными дирижерами. А Плетнев и РНО летом исполнили их на фестивале в Сан-Себастьяне (Испания). Там же с ними пела Земфиру Вероника Джиоева – певица, которую открыл публике Теодор Курентзис, а сегодня она принимает участие во многих интересных проектах. Среди других исполнителей – тенор Олег Долгов (Молодой цыган, Дант), бас Михаил Казаков (Старик), сопрано Наталья Боброва, в кратчайший срок вставшая на замену Ольге Трифоновой (Франческа), тенор Константин Андреев (Паоло), меццо-сопрано Алина Шакирова (Старая цыганка) и бас Алексей Якимов (Тень Вергилия).

Несмотря на кажущуюся доступность рахманиновского материала, когда музыка говорит сама за себя, все эмоции на поверхности, только бери и пой, всем молодым солистам не хватило в самой большей степени опыта общения с этой партитурой, не хватило подготовленности к Рахманинову, что на 100% подтверждает мнение Сергея Лейферкуса, высказанное им в интервью «НГ» (см. номер от 19.11.07). Кроме того, создавалось впечатление, что для многих из них партия была неудобна и высока (Боброва, избравшая образ холодный и отрешенный, в кульминации была вынуждена перейти на крик, так же как и ее партнер), а это порождает, конечно, скованность в выражении образа. Больше всего разочаровал Камерный хор Московской консерватории, особенно в «Алеко»: партии отскакивают от зубов, слышно каждое слово (что случается на нашей сцене крайне редко), но на этом все и заканчивается – никакой томности, никакого зноя в тембре, только школярская работа; вокализы, изображающие во «Франческе» адское завывание ветра, были немного лучше.

Настоящая драма (а уж сюжеты в обеих операх еще те – муж убивает неверную жену) разыгралась только у Лейферкуса (Алеко и Ланчотто Малатеста) и, как всегда, у Плетнева – в оркестре: этот симбиоз поднял оперы Рахманинова на высоту, которую, пожалуй, уже давно в России никто не брал. Быть может, кто-нибудь отважится теперь на постановку?