Ольга Галахова Без приглашения спектаклей Роберта Стуруа и Театра им. Шота Руставели, который возглавляет этот известный режиссер, не проходит практически ни один Театральный фестиваль им. А.П.Чехова. И то, что к нам приехали грузинские коллеги в тот момент, когда рвутся вековые родственные связи с Грузией, – благородный жест со стороны организаторов. Чеховский фестиваль настаивает на том, что театральное пространство не подчиняется новым переделам своенравных политиканов. Думаю, и от грузинского театра принятие решения ехать в Москву потребовало немалого мужества, поскольку у визита была своя предыстория. Спектакль, который заявлялся в самом начале в афишу фестиваля – «Солдат, любовь, охранник и президент» по пьесе молодого драматурга Лаши Бугадзе, был почему-то заменен (скорей всего не по эстетическим резонам) на другой – «Сладковато-печальный запах ванили». Утверждают, что в роли Президента угадывался сам Михаил Саакашвили. Это раньше советская власть за подобные выходки журила разборками на худсоветах, снимала с должностей, не давала работы или откровенно преследовала. Либеральная власть новейшего времени насылает проверки с прицелом: что-то да найдут в финансах, делопроизводстве. По такому сценарию был снят с должности директора многолетний соратник Стуруа Гия Тевзадзе – он, кстати, был гостем фестиваля в Москве. Помимо усложнившейся внутренней жизни театра, казалось бы, заработавшего своим авторитетом справедливое право на привилегии со стороны властей, возможно, Стуруа сомневается в высшем предназначении театра. Удивляет не столько режиссерская неудача показанных спектаклей, сколько вытравленный из труппы темперамент – это у грузин-то! – потеря своего символа веры. Актеры на сцене кажутся заблудившимися в лесу и растерянными перед главным вопросом: во имя чего играть?
Именно это чувство недоумения стало нарастать и по ходу спектакля «Невзгоды Дариспана» по пьесе Давида Клдиашвили (1862–1931) – спектакль поставлен Стуруа вместе с актером Зазой Папуашвили.
Грузинский писатель, известный у нас прежде всего своей «Мачехой Саманишвили», писал произведения, исполненные грусти, поэзии и юмора про обыкновенных людей. Роберт Стуруа – режиссер, которому всегда было свойственно укрупнять жизнь частного человека, предпочитать импрессионизму экспрессионизм, камерности глобальный размах, не сделал исключения и относительно пьесы классика грузинской литературы. Он пьесу Клдиашвили словно окружил контекстом новой драмы и даже впустил этот контекст в дом Дариспана. То и дело слышатся взрывы, выстрелы, кто-то из героев в камуфляже. Война не рядом, она среди всех. От нее не укрыться. А между тем семья героя, живя в нашем времени (Стуруа перенес время действия пьесы), остается жить в веке ХIХ. Кажется, Стуруа ставит спектакль не просто о несовпадении этих двух миров или их противостоянии, а о том, что время частного человека истекло, что у него не осталось никаких малейших прав на эту самую частную жизнь. У семьи Дариспана со своими четырьмя дочерьми-бесприданницами нет шансов на продолжение рода.
Сам сюжет «Дариспана» – милый грузинский водевиль. Отец мечтает выдать замуж хотя бы одну из четырех дочерей. Объект для сватовства главой дома найден – молодой удалец Осико. Однако сестра Дариспана Марта тоже делает ставку на молодого человека, поскольку и ее крестница на выданье. Эта борьба за жениха в семейном клане заканчивается ничем, поскольку Осико помолвлен с другой.
Там, где у Клдиашвили действует водевильный женишок, у Стуруа – недочеловек при внешнем благородном прикиде. Осико – не случайно выгодный жених. Он и из партии власти, ему есть где взять деньги, но его мы наблюдаем не на трибуне, а когда он с нее сходит, чтобы зайти в дом Дариспана под звуки и гул толпы. Если что не по его нутру, то в гостях ему ничего не стоит плеснуть вино в лицо хозяину дома, причем как-то равнодушно. При нем постоянно ножичек. Не выдерживает не Дариспан, а Марта, которая, в конце концов, дорогого гостя валит простым приемом домохозяйки, ударив зажаренным поросенком. Осико падает без чувств. На сцену выезжает джип в натуральную величину, в который какие-то люди кладут Осико. Джип уезжает.
В задумке спектакль Стуруа полон горечи, печали. При внешней водевильности происходящего на сцене, вероятно, режиссер стремился к тому, чтобы зрителя охватила тревога. Ведь речь идет не просто о плохом женихе, пущенном в дом. Под сомнение ставится способность выжить роду, устоям, традициям. Мир вокруг против человека совсем с маленькими желаниями и скромными притязаниями, но и ему нет места на исторической сцене.
Однако эта мысль режиссера разворачивается небрежно, актеры не держат двойную сценическую задачу – играть водевиль (это как раз они играют) и играть историческую тревогу (о последнем зрителю приходится догадываться). В результате сыгран скучный водевиль.
