Алексей Мокроусов
Серовский портрет Г.Л. Гиршман (1911) показывает интеллектуально одухотворенное лицо российского собирательства
Фото ГТГ
В Москве открылись сразу две выставки, посвященные частным коллекциям в России. Одна из них, в Третьяковке, посвящена собирателям столетней давности, другая, в Музее личных коллекций (о ней мы расскажем в одном из ближайших номеров), – нашим современникам.
В Третьяковской галерее показывают графику из московских частных собраний конца XIX – начала ХХ века. Кураторы выставки рассказывают, с каким трудом им приходилось восстанавливать по крупицам историю и содержание отдельных собраний. Благо многие работы там давно уже стали классикой – будь то сомовские портреты поэтов и художников, включая знаменитый портрет Блока, или меланхоличные полотна Добужинского, которого ценили Гиршманы. Каждый раздел на выставке сгруппирован вокруг любимых тем собирателя: у Кусевицкого много портретов музыкантов, запечатленных Репиным, у Щербатова – Врубеля, а у Ивана Морозова – поразительные темперы Головина, его автопортрет и «Флоксы».
Выставка названа в честь знаменитого журнала «Среди коллекционеров» и представляет 17 семей, от Боткиных, Гиршманов и Рябушинских до Остроухова, Кусевицкого и Носовой. В этой среде было много купцов – Бенуа фамильярно называл их «купчиками». Вообще феномен меценатства в России связан с купеческим сословием, прежде всего староверами, откуда вышли многие великие без преувеличения собиратели. В этом наше отличие от западноевропейской традиции, где коллекционерство в большей степени было уделом аристократии, а в торгово-промышленной среде такие энтузиасты, как Морозовы или Мамонтовы, оказывались скорее исключением. Хотя полезно видеть картину объемной. Когда началась мода на Врубеля, чующие в нем большой талант боялись баловать и ставили на него, как на биржевую бумагу. «Это было в то время, когда я Врубеля в рублях держал┘» – выразился один крупный меценат из купцов», – вспоминал князь Сергей Щербатов, один из героев нынешней выставки.
Иные из ее участников больше упоминались в советское время, иные меньше, поскольку эмигрировали после революции (нищета сопровождала последние дни многих из них – например, Гиршмана). Почти все собрания были национализированы большевиками. Впрочем, известно, что многие собиратели предполагали в свое время сами подарить свои коллекции городу Москве – правда, на условиях сохранения их целостности. В начале 20-х выполнение таких условий еще было возможно, причем сами бывшие владельцы числились порой хранителями своих же собраний. Но вскоре началась эпоха укрупнения и передела, и в результате многие малые музеи растворились в других – так произошло, например, со знаменитой коллекцией фарфора Алексея Морозова, канувшей в фондах дворца-музея «Кусково».
Другой, не менее противный результат того же укрупнения: город лишился массы небольших музеев, расположенных в особняках. Насколько иначе могла бы выглядеть сегодня карта Москвы, показывает дореволюционный план города, встречающий посетителя в первом же зале в Лаврушинском. 22 здания, разбросанных по всем районам, превратись они в музеи, создали бы совершенно иную городскую атмосферу, напоминающую в чем-то парижскую, с его обилием небольших, но ярких собраний. Некоторые из этих усадеб – как Знаменское-Губайлово, бывшая подмосковная, принадлежавшая знаменитому литератору Сергею Полякову, ныне вошедшая в черту города Красногорска, – находятся сейчас как раз в той стадии разрушения, что позволила бы взять их под госопеку и организовать в них, например, музей Серебряного века. Ведь Поляков был создателем журнала «Весы», владельцем издательства «Скорпион», он сыграл важнейшую роль в истории символизма.
Но торжество новодела в современной Москве и России касается лишь финансово затратных проектов по воссозданию утраченных зданий. А возвращать прежним коллекциям их научно отреставрированные особняки и интерьеры никто не собирается: видимо, «пилить» нечего, да и откат, кажется, не тот.
