Григорий Заславский Второй год подряд 10 февраля, день рождения Всеволода Мейерхольда, в театральном центре, носящем его имя, отмечают мастер-классом. Что оправданно сразу с нескольких точек зрения: Мейерхольда, например, часто за глаза и в глаза называли Мастером, в письме писали это слово с прописной буквы, а потому любой мастер-класс в Центре имени Мейерхольда всегда будет посвящением Мастеру. В прошлом году это был мастер-класс Льва Додина, в этом площадку ЦИМа отдали на весь вечер Дмитрию Крымову и его ученикам.
Крымов, театральный художник, с недавнего времени – режиссер, ставший знаменитым вместе со своими учениками, студентами Российской академии театрального искусства, спектаклями-перформансами, спектаклями – художественными акциями, для вечера в ЦИМе придумал этакую, как сам он это назвал, «цветную открытку к дню рождения Мейерхольда». Впрочем, цветов на белом, бумажном и картонном половике и заднике было немного – белый, черный да красный.
Впрочем, прежде чем на сцену вышли ученицы и ученики Дмитрия Крымова, он успел ответить на несколько вопросов, заданных из публики. На вопрос, почему стал художником, сказал: «Я в детстве рисовал». А потом мама – известный театральный критик Наталья Крымова – сказала: «Будешь поступать в Школу-студию, в Суриковское тебя не возьмут, так как рисуешь ты плохо», среди своих кумиров назвал Боровского, Левенталя, Бархина. На вопрос о Мейерхольде сказал, что Мейерхольд для него – как Малевич, «такая провокация на смелость», а искусство, по мнению Крымова, должно заставлять людей смеяться, плакать и удивляться. В этом примерно месте на сцену с ведрами, кистями вышли его ученики, одни – в белых рабочих комбинезонах, уже закапанных разноцветной краской, другие – в черных платьях. И стали осваивать белобумажную площадку, рисуя на заднике ряды кресел и физиономии зрителей, получая, кажется, удовольствие от этого творчества «на юру».
Для единственного представления «в честь Мейерхольда» выбрали блоковский «Балаганчик», фрагменты которого тут же и разыграли, и как в других спектаклях мастерской Дмитрия Крымова, какие-то важные – смыслообразующие величины – рождались на глазах: мгновенно был нарисован Пьеро, на месте его головы приклеена была фотография Мейерхольда. С другой стороны – Коломбина с лицом постаревшей Зинаиды Райх. Две фигуры тут же были вырезаны и превратились в громадных кукол, наподобие тех, которые, если кто помнит, были в спектаклях американского театра «Брех энд Паппет». Когда речь зашла о клюквенном соке, которым истекают герои «Балаганчика», предусмотрительные художники вынесли стаканчики с темно-красным морсом и, напоив и успокоив благодушную публику, все-таки залили кукол «настоящей» красной кровью.
Шаг в сторону – и всё это можно было бы назвать глумлением, в другую – какою-то детской забавой. А происходящее на сцене скорее напоминало сакральное действо, в котором история театральная, кукольная, история, в которой куклами оказались живые люди, трагедия живых людей, – всё вдруг соединилось, и соединилось с художественным смыслом и художественной правдой.
По окончании были снова вопросы, но главное к тому времени было уже позади.
