Нельзя наказать черта

Глядя на явление нового ленкомовского Тартюфа, мы понимаем, что правы все, кроме Оргона. Не случайно горничная Дорина Елены Шаниной считает каждый раз съеденные им окорока и цыплят. Здоровый, огромный человек с богатырской фактурой меньше съедать и не должен. Невооруженным глазом видно: прошлое Тартюфа – каторжное. Явно дошел он до Парижа из мест отдаленных. Даже на обувку не хватило – в лаптях топал. Азиатская морда с хищными маленькими глазками явно по пути ограбила какого-то буддиста. И в этом прикиде добрел расстрига до дверей Оргона. Какого вероисповедания этот самозваный священник – большой вопрос. В ход идет все: и буддизм, и православие, и католицизм. Он рядится в божьего человека, чтобы ограбить Оргона, но Тартюф еще и артист, потому что ему мало ограбить, ему надо покуражиться всласть. Не случайно в финале он, уже изгнанный Оргоном, является к нему в дом в обличье Короля Солнца – в горностаевой мантии и рыжем парике. Сейчас самозванец выкинет их на улицу, потому что дурачина Оргон передал доверенность на дом Тартюфу.

Этому «учителю нравственности» необходим ритуал, которым он пробует зомбировать окружающих. Авось, кто и клюнет. И Оргон клюет. Тартюф Суханова в буквальном смысле играет метафору «вдуть в уши». Он встает за спиной Оргона и начинает колдовать над головой Оргона, и без того задуренной, глумливо жестикулируя, резвясь над дурачиной, он втюхивает в уши несчастному якобы какую-то энергию.

Он зажигает свечи, молится, сближает церковную речь со светской. Но вдруг Тартюф резко обрывает патриарший молитвенный тон и бросает: «Дорина, грудь прикрой!» То вдруг снова запоет голосом патриарха, только теперь для того, чтобы соблазнить Эльмиру...

Волк прикинется овцой, даже проявит кокетство, правда, ненадолго. На скамейке он попытается грубо овладеть изящной красавицей. Стянет с нее юбку, нацепит на себя. Признание в любви утонет в разбушевавшейся похоти и на словах «вашу красоту» сорвется в дикое «уууууу».

Этакий хлыстовец, свое тело он приучил к истязаниям, этакий хлыстовец. Ведет диалог, лежа на острых деревянных шипах. То и дело похлопывает себя плеткой, но не сильно, слегка наказывая свое грешное тело.

В сцене соблазнения Эльмирой Тартюф разгуляется не на шутку. Тут режиссер Владимир Мирзоев вырвет Суханова из плена реальных соответствий, превратив его в танцующее безголовое существо, в какого-то пляшущего недочеловека: в белых колготках будет танцевать пальто, кокетливо дрыгая ножками, делая вид, что оно на балу в Версале.

Спектакль, что поставлен в «Ленкоме», мог и должен был родиться в наше время. Эта постановка – ответ создателей спектакля на цинизм общества: за словами уже не прячутся, словом оправдываются подмены. На этом пути подмен и эрзацев нет не только ничего святого, а именно святое и надо взять в оборот, чтобы еще больше одурачить наивных граждан, поймать их в капкан неважно на чем. Тартюф уверен, что Оргон не поверит глазам своим, но поверит ушам, в которые привык вливать свой ядовитый елей этот расстрига. Но здесь авантюрист прогадает. Правда, ненадолго. Даже после того, как случайно властью короля беглого преступника повяжут и семья Оргона станет жалеть несчастного, собирать ему в тюрьму еду, а кто-то даст даже затянуться сигаретой, правосудия не наступит. Он найдет другого Оргона. И там уж точно не прогадает. Порок не наказан – добродетель не торжествует.