Он был тих, светел и одет

Кулик был тих и светел. Не рычал, не обнажался. Бородатый, кроткий человек с лопатой рассказывал о том, как и почему стал тем, чем стал.

Олег Кулик на этом вечере был и комментатором своего творчества, и творцом, перформером и аналитиком этого направления. Положение, что ни говори, не из легких: давать одновременно мастер-класс и перформанс (то есть провоцировать, шокировать) – все равно что заниматься сексом и комментировать это занятие, попутно рассказывая о своих прежних связях. Кулик невольно еще раз подтвердил тезис, что в современном искусстве важно не столько творчество, сколько стратегия поведения художника.

Кстати, он объяснил, почему в свое время стал человеком-собакой: однажды ясно сознаешь, что культура больше не является средством коммуникации. И тогда делаешь последний вызов: вот вам человек-собака, обнаженный, лающий на прохожих, справляющий нужду где приспичит. Скандал, восторг, удивление. И бонус – ты культовая фигура. Тут кто-то из зала властно потребовал от Кулика раздеться. Ответ: «В данный момент гораздо радикальнее оставаться одетым». Этими словами Кулик сформулировал сложность положения современного художника: табу разрушены и, возможно, наиболее новаторским решением является следование традициям.

Перформансы шли на экране один за другим: вот мясник прилюдно закалывает свинью (вас ужасает, как убивают животных, но вместе с тем вы выступаете за смертную казнь, да и свининки отведать не прочь); вот человек-собака лает на прохожих (искусство себя исчерпало, и остается только один печальный путь – эпатаж); вот Кулик обнаженный сигает с окна и парит над переполненным публикой двориком (ощути, что ничего нет, кроме животного страха и животного же восторга). Смотря эти перформансы, понимаешь, сколь много оснований для того, чтобы назвать этого актуального художника консервативным. Он ждет от зрителя понимания, его акции имеют сверхзадачу, ясную цель. Разочарование в искусстве наступает как следствие максималистских требований к нему.

Завершился мастер-класс живым, а не пленочным перформансом: на стекле, облаченном в раму, появилось лицо героя вечера. Кулик живой разрисовал Кулика в «застеколье» красной краской. И девушка-доброволец из зала с воплем «Я Ира Иванова, а это был Олег Кулик!» вдребезги разбила стекло. Акт сотворения и разрушения себя на глазах публики, конечно, имел для художника значение символическое, но проделал он это весьма ненатужно. Правда, один не унимался и верещал: «Вы хотите выделиться! Вы выпендриваетесь!» Но глубина размышлений протестующего не произвела впечатления ни на зал, ни на Кулика.

Каким будет следующий шаг Олега Кулика, не знает, похоже, даже он.