Мелкие пакости вместо гениальных злодейств

Бланш в исполнении Алены Бондарчук из тех дам, что до седых волос говорят тоненьким голосом и строят из себя девочку. Сцена из спектакля «Трамвай «Желание».
Фото предоставлено Театром «Империя звезд»

Не дает покоя режиссерам эта пьеса Уильямса. В прошлом сезоне ее поставили почти одновременно Генриетта Яновская в ТЮЗе и Юрий Еремин в Театре Моссовета. Теперь «Трамвай «Желание» появился и в антрепризе – театре «Империя звезд». Поставил его Александр Марин – ученик Табакова, известный своими работами в «Табакерке» и МХТ, режиссер добросовестный и интеллигентный. Таким получился и его спектакль.

«Трамвай «Желание» можно ставить по-разному. Можно – про всепоглощающую, все сметающую на своем пути страсть, находя в пьесе Уильямса законное родство с «Любовью под вязами» О’Нила; можно предельно обострить соперничество мужчины и женщины, угадывая в пьесе мотивы стринберговской «Фрекен Жюли»; можно рисовать историю чеховской пастелью – на все это пьеса дает право. В спектакле Марина сюжет основан на бытовом конфликте. К Стелле и ее мужу Стэнли, живущим, в общем-то, душа в душу и отлично проводящим вместе ночи (это главное, что их объединяет), приезжает сестра Бланш, которую из-за тесноты приходится поселить тут же, за занавеской. Это, естественно, стесняет молодую семью, и Стэнли всячески пытается золовку выжить. Решение, несколько обедняющее пьесу Уильямса, зато вполне понятное современнику, живущему в мире, где шекспировские страсти давно уступили место легким интрижкам на бегу, а гениальные злодейства трансформировались в мелкие пакости.

Главная и, в общем-то, единственная героиня этого спектакля – Бланш. Алена Бондарчук играет в Бланш тот тип женщин, что до седых волос продолжают говорить тоненьким голосом и строить из себя девочку. Она одновременно и развратна, и ханжа – это уживается в ней естественно и органично. С самого первого появления эта Бланш уже на грани сумасшествия, и это поначалу вызывает внутренний протест: что же тогда актриса собирается играть дальше? Но Бондарчук ведет свою роль так осторожно, тонко и точно, она снова и снова находит, чем удивить, демонстрируя в отдельные моменты высший профессиональный пилотаж, что в итоге убеждает абсолютно. За ее работой следишь, как меломан следит по клавиру за исполняющей сложную партию солисткой: ошибется?.. Нет! Взяла и эту ноту┘ И трагедия этой Бланш, причина ее нынешнего состояния, в том, что всю жизнь она искала в каждом встречном хоть толику доброты, да так и не нашла ее.

Стэнли Ковальский Павла Новикова вопреки тексту Уильямса и исполнительской традиции отнюдь не плебей, не хам и не животное, движимое первобытными инстинктами. Высокий, светловолосый, широкоплечий, с волевым подбородком, он более всего похож на растиражированный советской графикой эталон строителя коммунизма (особенно когда надевает белую майку и синие свободные брюки) – образ при всей своей маскулинности совершенно асексуальный. Он обладает вполне светскими манерами, уверенно носит модный костюм, и странной придиркой выглядит упрек Стеллы (Екатерина Редникова), будто он ест по-свински. Даже в гневе роясь в вещах Бланш, он не швыряет их со всей мочи о землю, как следовало бы ожидать, а аккуратно, даже интеллигентно смахивает на пол.

Интеллигентность ли самого режиссера тому причиной или что другое, но и друзья-собутыльники Стэнли ему под стать: их пьяные дебоши – скорее дворовая бравада мальчиков из хорошей семьи, нежели следствие воспитания (точнее, его отсутствия). Касается это и Митча в довольно симпатичном исполнении Александра Носика: в сцене знакомства с Бланш, пожалуй, чересчур бойкий, далее он отлично сыграл наивного, робкого и доброго увальня.

Удивительное дело: стационарные театры год от года все более становятся похожими на антрепризу в не лучшем смысле этого слова – по выбору материала, по методу формирования команды, по способу существования артистов на сцене, – а в антрепризах стали появляться качественные образцы традиционного театра. Такие, как «Трамвай «Желание» Александра Марина. Жаль только, что в этом спектакле, как и в двух предыдущих «Трамваях», так мало страсти – того desire, что точнее всего переводится как «вожделение», «всепоглощающее влечение» и что вынесено Уильямсом в заглавие его пьесы: Streetcar named «Desire».