А мне не страшно

Актерам в облегающих костюмах душно и неуютно.
Сцена из спектакля «Элизавета Бам»

Федор Павлов-Андреевич, журналист и продюсер, поставил второй в своей новой – режиссерской – биографии спектакль.

Первый, «Бифем» по пьесе его мамы, Людмилы Петрушевской, к слову, был поставлен на той же «Сцене под крышей» Театра им. Моссовета, как будто бы специально придуманной в свое время для театральных экспериментов. Второй называется «Элизавета Бам. Я никого не убивала», и, как можно догадаться, в основе его – пьеса Даниила Хармса «Елизавета Бам». Поскольку у опытного продюсера ничто – даже вдохновение – не приходит случайно, премьера вышла к 100-летию со дня рождения поэта-обэриута (сам Хармс, правда, считал своим днем рождения 1 января 1906 года, но кто станет проверять?!).

Итак, «Сцена под крышей», в первом ряду – депутаты Государственной Думы, в третьем – классик, Людмила Петрушевская, случайных лиц почти нет. Душно. Актеры быстро начинают потеть в облегающих экстравагантных костюмах, придуманных русским гением Андреем Бартеневым. Дело в том, что декорация, придуманная нью-йоркской художницей Катей Бочавар, заставляет их попотеть. Эффектный изгиб, какие-то трубы – и все это надо преодолевать, оббегать и обживать. Высокие головные уборы – продолжение головы, с шишечками на конце делают страшных гостей героини, Ивана Ивановича и Петра Николаевича, похожими на какие-нибудь гигантские вирусы со школьных таблиц. Странности и пущего абсурда ради ударения в именах несколько изменены, так что Иван Иванович становится Иваном ИванОвичем, а Петр Николаевич – Петром НиколаЕвичем.

Элизавету Бам в двух разных составах играют Мария Никифорова, замечательная актриса петербургского Малого драматического театра Льва Додина, и Евгений Стычкин, не менее замечательный актер московского Театра Луны. Стычкин, в общем, справляется с женской ролью, тем более что большая, хотя и одинокая грудь в его костюме добавляет юмора и, было заметно, развлекает публику больше, чем многое другое.

Самое, пожалуй, занятное, что – если, конечно, задаться подобным вопросом, – скорее всего Хармс остался бы доволен таким вот претенциозным опытом прочтения «Елизаветы...». Другое дело, что спектакль придуманного Павловым-Андреевичем нового театра под названием «Наркомфин», если можно так сказать, нарезает круги вокруг Хармса, избегая смыслов этой страшной истории.

Иван Иванович и Петр Николаевич – вовсе не безобидные слесари-сантехники, угроза, исходящая от них, таких забавных и занятных, реальна и страшна. Пьеса Хармса – о страхе смерти и о самой смерти, с которой можно играть в поддавки, но – не выиграть. Ни страха, ни реальности смерти в спектакле театра «Наркомфин» нет и в помине. Поэтому и красно-белые, и прочие цветовые сочетания костюмов Бартенева рождают ассоциации не только и не столько с конструктивизмом молодых строителей коммунизма, сколько – с рекламой наших дней, особенно тех компаний, которые совсем недавно пережили жесткий ребрендинг.