Пеньки, пеньки

Фоменко создал изящную режиссерскую конструкцию, но словно выкачал весь воздух из спектакля. Сцена из спектакля 'Лес'.
Фото Михаила Гутермана

«Комеди Франсез», «Лес» Островского, чуть ли не впервые поставленный на главной драматической сцене Франции, Петр Фоменко, любимец московской публики, приглашенный на эту постановку и мгновенно влюбивший в себя французских актеров. Наконец, все доходившие из Парижа отклики были полны восторгов. Ожидания были велики, и спектакль этих ожиданий не оправдал.

«Комеди Франсез» называют еще Домом Мольера, как у нас Малый театр, нашу театральную академию, именуют Домом Островского. Судя по отзывам после парижской премьеры «нашего» Островского приняли во Франции хорошо: спектакль держался в афише полтора сезона, а сейчас – после возобновления – снова шел на аншлагах. Судя по тогда еще опубликованным фотографиям и тем снимкам, которые запечатлели спектакль Петра Фоменко конца 70-х – в ленинградском Театре комедии, – кое-какие решения постановщик заново выдумывать не стал. Те немногие, кто видел старый спектакль, теперь сидели и испытывали что-то похожее на «дежа вю»: в Матье Жене, который играл Буланова, им вдруг мерещился молодой Виктор Гвоздицкий, игравший Алексиса в Театре комедии. Те, кто старого «Леса» Фоменко не видел, были лишены и этого развлечения. Чувствовалась, видна была изящная режиссерская конструкция, но ощущение было такое, будто бы из спектакля выкачан воздух. Ушло то самое обаяние игры, которое так дорого в работе Фоменко.

Может, режиссер слишком увлекся «русской версией»: актеры то и дело «одаривали» публику русскими репликами своих героев; может, артисты сникли, не получая мгновенной реакции на те или иные слова (вопреки обыкновению, титры то забегали вперед, то отставали от текста, отчего реакция терялась на полпути, а несоответствие между словом и делом вызывало недоумение); в конце концов, может, просто не задалось. Можно даже сказать, что публика, как игроки на бирже, играла на понижение (хотя заинтересована была как будто в обратном). В театре такое бывает.

«Мешали» и сильные впечатления, которые оставил «Лес» Кирилла Серебренникова, несколько месяцев назад впервые сыгранный на этой самой сцене МХТ. Наверное, лучший спектакль всего прошедшего сезона, «Лес» Серебренникова был сегодняшний, «Лес» «Комеди Франсез» – словно из позавчера. Аванзанавес (сценография и свет Игоря Иванова), деревья, за которыми, как выясняется в финале, еще один задник, с пеньками вместо деревьев («Пеньки» – так зовется и усадьба помещицы Гурмыжской), подробные костюмы (художник по костюмам – Мария Данилова), настоящие парики – на первом представлении все это только утяжеляло восприятие. Не радовала и коряга, голый ствол, приросший к дому Гурмыжской и вросший в него вместо второй парадной колонны. Хотя, случалось, смеялись. Когда, например, Счастливцев с Несчастливцевым (Фортунатов и Инфортунатов во французской редакции) сходятся в лесу, они, еще не видя друг друга, принимаются справлять нужду. Трагик Несчастливцев – малую, а комик Счастливцев, никого не стесняясь, ловко спускает штаны, заголяя перед залом задницу. И все это – под «Элегию» Массне, становящуюся лейтмотивом всего спектакля: «О, где же вы, дни любви, сладкие сны, юные грезы весны?»

«Как это играл Гвоздицкий!» – «А какой была Юнгер!» – вспоминали в антракте знатоки с театральным опытом. – «Но и в Париже было не так», – растерянно откликались те, которые в свое время донесли до Москвы свои премьерные восторги. Верили и тем, и другим. И – себе: перед нашими глазами никто не напоминал ни Гвоздицкого, ни Юнгер. Актеры сильно наигрывали, так что нельзя было понять, почему Кристин Ферсен, играющую Улиту, почитают одной из лучших актрис «Комеди Франсез». На первом представлении в Москве из всего спектакля запомнилась (удалась!), пожалуй, одна только сцена: узнав, что любим самой помещицей, Буланов принимается лобызать ручки, из которых Гурмыжская не выпускает шкатулку с деньгами. Не останавливаясь, он целует руки Гурмыжской, крышку «деревенского сейфа», стенки и дно. Затем неловко задевает ее прическу, в руках остается парик, а глазам молодого поклонника открывается лысый череп избранницы.