Американские трагедии

Актриса Жюльетт Бинош и режиссер Михаэль Ханеке – любимцы Канн.
Фото Reuters

В воскресенье тем, кто припозднился и манкировал ранним утренним просмотром, а подполз к Палэ де фестиваль часам к 10–11 утра, пробраться ко входу было трудно – народ ломился на премьеру третьего эпизода «Звездных войн». Противники того самого «эстетического кино», что Кустурицей был объявлен главным приоритетом нынешнего Каннского фестиваля, осаждали Палэ так, словно от последнего творения Джорджа Лукаса зависела если не их жизнь, то уж благополучие по меньшей мере. Сам Лукас вертелся перед фотографами, как манекенщица на подиуме в последние дни своей карьеры. Ничего удивительного – для немалой части публики здешняя премьера есть главное событие фестиваля. Надо еще учесть, что на выходные в Канны съезжаются вся Франция, половина Италии, а также небедные киноманы со всех частей света. Отчего небольшой, и без того переполненный курортный городок становится похож на паникующий перед концом света муравейник. Вечером муравейник преображается, напоминая странный бал под открытым небом, – город переодевается в смокинги и бабочки, по большей части рентованные (смокинг – 55 евро в день), и разноцветные вечерние платья (35 евро в день).

В этом году регулярно посещающая просмотры публика, в основном – журналисты, разделилась, согласно кустурицевскому постулату об эстетичности кино, на эстетов и суперэстетов. Эстетам нравятся Михаэль Ханеке и Вуди Аллен, суперэстетам – Гас ван Сэнт.

Ханеке, австрийский режиссер, в последние годы снимающий во Франции, любимец Канн, куда регулярно возит каждый новый фильм, – большой любитель вскрывать потаенные пласты человеческой души, чтобы вдоволь там покопаться. В нашумевшей, почти скандальной «Пианистке», за которую четыре года назад он получил здесь Гран-при, Ханеке препарировал загадочную душу сорокалетней одинокой дамы, душу, в нижних слоях которой навсегда обосновался неугомонный Фрейд, не дающий даме ни секунды покоя. В новом фильме, название которого можно перевести как «Спрятавшийся» или «Невидимый», Ханеке изучает застарелое чувство вины, пытаясь понять, каков срок давности и насколько глубоко может ранить бумеранг, вернувшийся из далекого детства. Вообще режиссеры французского кино, переживающего сейчас не лучшие времена, решили вплотную заняться проблемой излишнего благополучия общества вообще и семейных пар – в частности. Судя по некоторым примерам, благополучие их изрядно раздражает. Например, первый фильм, показанный здесь, – «Лемминг» Доминика Молля (поставившего до этого криминальную драму «Гарри, друг, который желает вам добра») рассказывает о молодой супружеской паре, вполне гармоничной, которую начинают раздирать бешеные противоречия после того, как в их доме случайно заводится неизвестно как попавший туда скандинавский грызун. После серии измен, скандалов и убийств молодым людям удается сохранить безоблачный брак.

У Ханеке, правда, все серьезнее и взаправдашнее. Немолодой успешный телеведущий Жорж (Даниэль Отей) и его милая жена Анна (Жюльетт Бинош) становятся объектами странного внимания к ним со стороны явно недоброжелательного незнакомца, который каждый день шлет им страшные рисунки, непонятные видеокассеты. Попытки понять, кто так развлекается, приводят в далекое детство Жоржа, где, оказывается, берет начало чувство глубокой вины по отношению к человеку, которого с тех пор Жорж никогда не видел, но который выплывает из туманного прошлого, чтобы на глазах у героя перерезать себе горло («Я хочу, чтобы ты присутствовал при этом», – и огромный, на несколько тысяч зал дружно делает визгливое «А-ах!»). На сегодняшний день фильм Ханеке собрал самые восторженные отзывы прессы, а Жюльетт Бинош в строгом черном платье встречали здесь как национальную героиню.

Поклонники Вуди Аллена – народ стойкий. Что бы ни снял манхэттенский невротик, объявляется «умным» и «глубоким». Фильм «Мэтч пойнт», представленный во внеконкурсной программе, не имеет ничего общего с обычными интеллигентскими рефлексиями на просторах Манхэттена, Аллен переносит действие из среды нью-йоркских интеллектуалов в деловой Лондон, а вместо дерганого сексуально зашоренного героя перед нами хваткий юноша, окрутивший дочку богатого папы, но решивший заодно развлечься с невестой друга, пухлогубой американской актрисой-неудачницей (исполнительницу роли американки Скарлетт Йоханссон режиссер почти официально объявил своей новой музой, чем вызвал явное недовольство его юной жены). Но в ответственный момент девица начинает качать права, за что принимает закономерную, просчитанную в деталях смерть. Читайте «Американскую трагедию» Теодора Драйзера. Только в отличие от Драйзера (и в этом – очень злая привлекательность картины Аллена) герою «Мэтч пойнт» все сходит с рук. Правда, Вуди Аллен заявил, что роман Драйзера не читал.

Пожалуй, фильм «Последние дни» позапрошлогоднего обладателя «Золотой пальмовой ветви» Гаса ван Сэнта, мечущегося на протяжении последних лет из маргиналов в коммерческие режиссеры и обратно, пока можно считать самой большой удачей фестиваля. Но это – для суперэстетов, честно признаемся. Ван Сэнт неторопливо фиксирует последние дни культового рок-музыканта Курта Кобейна, на первый взгляд равнодушно, бессловно, почти безмолвно. То ли обколотый, то ли обкуренный, то ли просто замученный жизнью – да это и не важно – герой бродит по лесу, что-то бормочет себе под нос, падает в грязь, плещется в водопаде. Режиссер будто бы произвольно склеивает куски, не заботясь о единстве времени, одна сцена может повторяться на протяжении фильма несколько раз, причем снята в разных ракурсах, разными камерами. Понимаешь, что это бессмысленное хождение получеловека-полуживотного вот-вот должно прерваться, прерваться страшно, все неторопливое действие словно накручено на тугую, готовую вот-вот оборваться нить. И она рвется – сначала взрывом исключительно талантливой музыки, выходящей из-под руки безумца, и – смертью. Ван Сэтна часто сравнивают с Сокуровым, да и сам он признается, что многое почерпнул у русского режиссера. Но, конечно, Сокурову вовек не снять такие многоминутные молчаливые проходы, не запустить маятник зрительского участия, когда первое недоумение от бессмысленности происходящего уступает место накалу внимания и сильнейшего напряжения всех органов чувств.

═

Канны

═

Материал подготовлен при содействии ОАО «Аэрофлот – российские авиалинии»