Человеческий голос

Главной особенностью в музыкальном пейзаже недели было зашкаливающее напряжение между полюсами старого и нового, прошлого и настоящего. Магистраль диалектической борьбы и единства музыки старинной и музыки новой пролегала между барочным Театром Гонзаго в Архангельском, консерваторией и ее окрестностями. На этом-то подмосковно-московском перекрестке и встретились ренессансные анонимы и придворные музыканты древних монархов с Яначеком и Шнитке. Без опыта первых, равно как и без диалога последних с оным опытом картина музыки настоящего и будущего была бы неполной.

В молодости провинциал из Моравии Леош Яначек начинал с аллергии на романтизм, и, как следствие, его первоначальный стиль весьма традиционен и даже консервативен. Извилистая дорога труда и терпения по законам парадокса привела композитора к любви, семейному счастью и музыкальному новаторству лишь на закате жизни (а был он на шесть лет старше Малера и на десять – Рихарда Штрауса). Локальный фольклорный колорит в сочетании с общечеловеческим, обнаженный нерв и апокалиптичная экспрессия в восприятии нового мироустройства, модернизм, но возделанный по собственным законам, – все это превратило Яначека в великого космополита, мир принял его в свои объятия. И сегодня это одна из линий мейнстрима – в оперном театре уж точно. Знаковая для Запада фигура Яначека (сейчас идет его Международный год) в России, несмотря на все старания главного популяризатора его творчества Геннадия Рождественского, остается странной экзотикой, причудой. Тем не менее спустя полтора года после революционного «Средства Макропулоса» в «Геликоне» новым плодом нашего просвещения на той же территории стала одна любопытная экспериментальная мутация. Стараниями и думами поэта и драматурга Алексея Парина и дипломника РАТИ Василия Бархатова вокальный цикл для тенора, меццо-сопрано и женского трио «Дневник исчезнувшего» преображен в переведенную на русский одноактную монооперу для тенора и контртенора (программная, кстати, деталь). История бегства с табором влюбившегося в цыганку деревенского парня становится этаким «Человеческим голосом» наоборот, где гендер делает крутой поворот с женского на мужской. Отказ от внешней событийности и правдоподобия, сосредоточенность на подсознании и внутренней борьбе персонажа, напоминающего невротичных, раздвоенных персонажей Достоевского и Кафки, переводят нехитрый смысл произведения в более глубокий метафизический порядок вещей. Исполнители – Герой (тенор Алексей Сулимов), его Двойник (контртенор Евгений Журавкин), Мать героя и одновременно музыкальный руководитель постановки (известная органистка Людмила Голуб, сыгравшая на рояле в одиночку весь клавир), как и руководители этого претенциозного (в самом хорошем смысле) жеста, достойны похвалы за нестандартность мышления, стильность и идейный фанатизм.

А в Театре Гонзаго после двухметровых блок-флейт (бельгийский ансамбль Flanders Recorder Quartet играл на них переложения органных сочинений Баха) и ангельских виол да гамба («НГ» от 29.09.04) в руках искусного француза Уильяма Донгуа и в сопровождении клавесина и теорбы в программе La barca d'Amore («Лодка любви») зазвучали волшебные корнеты со съемными и встроенными мундштуками (отдаленно похоже на современные трубы и кларнеты) – самым невероятным оказалось искусство тихого звука на этих достаточно громких инструментах. Завершилось аутентичное пиршество вокально-танцевальными тарантеллами (французский ансамбль L'Arpeggiata), которые встарь исполнялись при дворе римского кардинала Барберини а сегодня парадоксально напоминают модные латинские танцы. Так подвел черту седьмой выпуск фестиваля Earlymusic. Воскрешая тени минувшего, нам еще раз напомнили о том, как на самом деле близко от старинной музыки до современной. Недаром все игроки на исторических инструментах, как правило, столь же успешно могут играть и самые экстремальные модерновые опусы.

Альфреда Шнитке можно смело считать совестью постшостаковичского периода русской музыки. Подрабатывавший сочинительством доходчивой изобразительной музыки для кинофильмов, многие из которых забыты, в своем основном симфоническом и камерном творчестве он был недопонимаем или плохо воспринимаем своими современниками – как и все, кому доступно заглянуть в инобытие, как и все, кто глядит вперед и глубже, шире действительности. Но удивительно быстро меняется порядок вещей, и уже наши современники порой находят его старомодным! Поистине гениальный путь: от изгоя и тлетворного формалиста, через официозное признание и отказ по религиозно-этическим убеждениям от Ленинской премии прямиком в живые (и посмертные) классики. По случаю 70-летия Альфреда Гарриевича Шнитке в БЗК открылся его именной фестиваль, который, будем надеяться, даст новое звучание и восприятие, казалось бы, хорошо известной музыке.

Открывавший фестиваль своим саднящим бархатным басом народный артист Эммануил Виторган вспоминал о Шнитке без галстука, всегда в теплом и мягком, всегда несовместимом с официозом, парадностью и коммерцией, а заключил пассажем из духовно близкого к Шнитке Александра Володина о том, что справедливость торжествует, но только после. Честь первого музыкального приношения досталась, пожалуй, одному из главных хранителей стиля Шнитке Юрию Башмету – альтисту, дирижеру и человеку, которому посвящено не одно произведение мастера. Экспрессивный, гамлетовский по сути Монолог для альта и струнных, лиричнейшая по духу Трио-соната, в которой можно услышать перепеваемое на все лады Happy Birtday to you (написанное к 100-летию Берга и переложенное Башметом для камерного оркестра Струнное трио), Полька из гоголевской «Шинели» с «Солистами Москвы» и грандиозный Альтовый концерт с оркестром «Новая Россия» (во втором отделении за пульт встал еще один спутник музыки Шнитке – Саулюс Сондецкис) приподняли нас над серой реальностью на те вершины, откуда смотрел на мир и за его грань великий композитор нового времени.