Боулинг и феминизм

На самом деле в Москве, пожалуй, уцелел только один оперный театр, куда можно пойти не как на работу, где каким-то чудом убереглись от невыносимой ноши академизма, обрезающего все крылья, и где пока еще не скучно. Это тот самый "Геликон", который, вдоволь натешившись пощечинами возвышенному вкусу и наигравшись в грубый оперный экстрим, сам благополучно дорос до состояния респектабельности. Немного похоже на то, как вчерашние бандиты с возрастом становятся успешными хозяевами новой жизни.

Следом за эпохой профессионализма "Геликон" вступает в эпоху просвещения. В то время как официозные музыкальные театры Первопрестольной по определению пойманы в мышеловку магистрального репертуара и ходовых названий, Бертман и Ко, несмотря на всю мизерность своей фактической сценической площади, имеют больше естественных прав на эксперимент и нестандартные вещи. Благодаря им у нас есть шанс преодолеть свою безысходную оперную серость – не беря во внимание кучу всяких маленьких старинных опер, "Геликон" первым промыл нам мозги Бергом ("Лулу"), Яначеком ("Средство Макропулоса") и только что Пуленком, впервые в России показав – нет, не "Человеческий голос", конечно, а "Диалоги кармелиток" (мировая премьера состоялась в "Ла Скала" в 1957 году). Сюжет о казни безвинных монахинь кармелитского монастыря в Компьене во время якобинского террора буквально пронзает своим гуманизмом и оказывается сочинением на тему дня, ведь и мы тоже попали сегодня в воронку нескончаемых войн и международного терроризма. Главное ноу-хау нового спектакля Бертмана и его всегдашних художников Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой – как поставить гильотинирование. Идея практически гениальна в своей простоте. Но ведь это надо придумать, взять, что называется, с поверхности – именно в этом, наверное, сила и суть успеха. И если кто из зрителей премьеры впоследствии и отважится посещать боулинг, то это будут очень мужественные люди. Ощущение кеглей как живых мишеней и шаров как скатывающихся по желобу отрубленных голов – не для слабонервных. Особенно в соединении с дивно красивой и хорошо исполненной под руководством Владимира Понькина музыкой Пуленка (известного нашей публике по "Человеческому голосу"). В сцене казни апокалиптичное нарастание оркестровой мощи и удары гильотины (предусмотренные, кстати, в партитуре) сталкиваются с живыми голосами монахинь, поющих хвалу Мадонне. Почти по сценарию Прощальной симфонии Гайдна этот небесный хор с каждым новым шаром редеет, теряя по одному голосу, и постепенно замирает совсем, растворяясь в вечности.

Самое удивительное, что столь сильный катарсис вы получаете в театре, куда раньше ходили постебаться-поразвлечься. Растем! "Кармелитки" – опера чисто женская, ансамблевая, но все, что происходит, – и внешний, и внутренний сюжеты – дано через призму восприятия и переживаний одного человека, юной аристократки Бланш де ля Форс, с детства страдающей повышенной тревожностью. Сначала гонимая в монастырь патологическим страхом реальности, а затем колеблющаяся в ужасе от обета мученичества и бегущая обратно в мир, героиня в самую последнюю минуту совершает главный поступок своей маленькой земной жизни – последней присоединяется к сестрам, восходящим на эшафот. Идеальная роль для главной, единственной и неповторимой примы театра Натальи Загоринской, у которой есть все – и строгий ум, и богатое нутро, и вибрирующий нерв, и голос, и чувство стиля именно для Пуленка. В этом контексте особенно трудно переварить всю ту травестию, что разводит в этой же роли Татьяна Куинджи – феерически органичная Лолита в опере Щедрина, которую недавно привозил Пермский театр, но, увы, весьма поверхностная и вокально неутешительная Бланш.

Для тех, кто увлекается сравнительной интерпретацией, еще одна Бланш – Юлия Корпачева. Разные, но каждая по-своему хороша в меру индивидуальности, другие монахини в разных составах: Светлана Создателева (мадам Лидуан), Лариса Костюк и Ксения Вязникова (мадам де Круасси), Мария Масхулиа и Светлана Российская (Мать Мария), Марина Андреева и Анна Гречишкина (молоденькая Констанция). Мужчины, особенно Папаша де ля Форс Сергея Яковлева, тоже колоритны, но слишком уж мало места припас им в своей феминистской опере Франсис Пуленк.