Итальянский зигзаг

Московский оперный сезон собрал наконец первый урожай. Театр Станиславского и Немировича-Данченко, очутившийся на время реконструкции в объятиях чужих сцен, выдал в Зале Чайковского "предварительный" результат своей работы над "Тоской" в виде концертного исполнения - к декабрю увенчанная "Золотой маской" режиссер Людмила Налетова обещает выпустить мелодраму Пуччини о любви перед лицом политического режима уже в виде спектакля. Гораздо более сущностное исследование генетической природы власти предпринял Большой театр, приобретя (как уже было с "Силой судьбы" или "Адриенной Лекуврер") у фестиваля "Флорентийский музыкальный май" права на прокат самой мрачной вердиевской оперы "Макбет" в постановке Эймунтаса Някрошюса (на премьере 2002 года во Флоренции дирижировал Зубин Мета). Очередной репертуарный зигзаг в сторону итальянской оперы, до которой наша публика куда как охоча, налицо. Пристрастие к кровавым сюжетам - тоже. Впрочем, что за опера без моря крови и горы трупов? Закон и привилегия жанра. И совсем уж замечательно, если по ходу прекрасной музыки, которую так важно не расплескать, удается перекинуть мост в современность и попутно порадовать глаз и интеллект незатертыми эстетическими ходами.

"Тоска" - не самый удачный вариант для концертного исполнения, как, впрочем, и любая опера веристского направления, это вам не Моцарт и не бельканто. В концерте с его культом чистого музицирования Пуччини временами проигрывает сам себе. Пуччини требует спектакля с его грубой весомостью, а вне спектакля все эти крики, стоны, угрозы и проклятия "не работают", зачастую оборачиваясь обычным сольфеджио. Впрочем, новая московская "Тоска" была примечательна тремя моментами. В кои-то веки КЗЧ был забит до самого потолка, чего здесь никогда не случается даже на гастролях великих дирижеров. Впервые театр сделал ставку не на Ольгу Гурякову и вывел из тени Ирину Аркадьеву - ее Тоска вышла очень музыкальной, лирической, но несколько однообразной и холодной (общеевропейская тенденция поручать эту крепкую партию все более легким голосам настораживает). В лучшую сторону по сравнению с игрой в яме отличался, несмотря на художественное руководство дирижера Вольфа Горелика, звук оркестра, вероятно, каким-то образом укрепленного по случаю (в концертмейстерах виолончелей, в частности, был замечен дирижер Феликс Коробов, выпустивший в прошлом сезоне "Золотого петушка").

"Макбет" из тех "проклятых" сюжетов, что, по старому театральному поверью, приносят несчастья. 400-летняя практика бытования шекспировской трагедии на театре скопила целый свод дурных примет и печальных последствий, предостерегающий от "этой пьесы", название которой в Англии предпочитают не произносить напрямую. Тем не менее гений современной нам режиссуры Някрошюс не побоялся, уже поставив "Макбета" в драме, ступить на зыбкую оперную почву. Режиссеров драмы и кино (Брука, Шеро, Додина, Кончаловского, Виктюка etc.) зовут в оперу в надежде, что эти люди со стороны с другими принципами и совершенно иным языком сумеют придать обветшалому жанру новые жизненные импульсы. Иногда из этого экстремального столкновения режиссерской мысли с оперной рутиной выходит что-то путное, иногда нет, ведь, по словам тех же самых режиссеров, привыкших работать с актером, как с пластилином или как с мыслящим сосудом, преодолеть "скорбное бесчувствие" оперных вокалистов - дохлый номер. Другие мозги. Другая психофизика. Някрошюс певцов особо и не трогает: кесарю кесарево. В его "Макбете" поющие фигуры - не более чем дополнительный элемент красивого декоративного ритуала. Правда, поют под управлением приглашенного итальянского маэстро Марчелло Панни (опытного, именитого, импульсивного, любящего быстрые темпы) несколько лучше привычного серого стандарта - из ровного общего ряда выделяется протагонист Владимир Редькин. Спектакль играют сам режиссер в "семейном союзе" со своим сыном Мариусом (сценография) и художником по костюмам Надеждой Гультяевой. Основная действенная нагрузка ложится на хор и миманс, которым после черняковских "Похождений повесы" уже ничего не страшно. Некоторые мизансцены завораживают.

Помешала ли опера Някрошюсу? Кажется, что да. Недосказанность с его стороны, во всяком случае, чувствуется. Хотя для оперы и, в частности, для Большого театра такие спектакли - путь в будущее.