Призрак оперы

Общепризнанно, что Паата Бурчуладзе - один из лучших современных Борисов Годуновых. Когда-то уходивший в вечность Караян благословил его прозванием "второй Шаляпин", а сегодня артист уже отмечает 25-летие творческой деятельности. На свой юбилейный концерт в Большом "гражданин мира", живущий в Берлине и Вене, а чаще всего в аэропорту, привез "недосягаемую" Марию Гулегину - драматическое сопрано номер один и вообще очень известную оперную даму. Вместе с ними третий акт "Набукко" в завершение вечера должен был петь оперный король Ренато Брузон, но в последний момент микрофонный голос объявил о внезапной болезни выдающегося баритона.

А в это время, вернее чуть позже, в Гостином Дворе в присутствии Юрия Лужкова и вице-мэра Вены для состоятельной буржуазии (билеты от 1 до 2 тыс. долларов) развернулась имитация Венского оперного бала, куда неутомимая Любовь Казарновская сумела заполучить главного оперного принца наших дней Роберто Аланья.

У Бурчуладзе и Гулегиной одна вокальная школа - их главным учителем профессии был профессор Одесской консерватории Евгений Иванов. И если начиная с памятного 1982 года золотой лауреат Конкурса имени Чайковского Бурчуладзе сразу и бесповоротно стал своим для Москвы, то у честолюбивой Гулегиной, девушки с гордым и независимым характером, все сложилось не так. На Конкурсе Чайковского ей дали только третье место. Гулегина выбежала после вручения призов и зашвырнула свою бронзовую медаль подальше в кусты. Но, как считает певица, этот щелчок по носу стал хорошим стимулом для самосовершенствования. Профессиональная принципиальность и обидчивый характер не дали Гулегиной возможности прижиться даже в Белорусской опере, где по примеру Образцовой она хотела петь на языке оригинала и нажила себе врагов по многим другим причинам. Труппа яростно ополчилась против неслыханной нахалки, республиканский скандал докатился до центральных СМИ. Но "диссидентке" Гулегиной все это уже было не страшно - с 1987-го, заменив в одном из спектаклей Гену Димитрову, она вовсю пела в "Ла Скала" ("Двое Фоскари", "Бал-маскарад", "Тоска"), куда попала по рекомендации именно Бурчуладзе. В 1990 году Гулегина эмигрирует.

Воистину говорят - характер сделает судьбу. Спасибо Бурчуладзе, что хоть один раз сумел перебороть этот сильный и сложный характер одному ему известными увещеваниями - Гулегина так сильно не хотела ехать в Россию и даже призналась, что ломала голову над тем, как бы увильнуть. Однако в Москве, которую она не видела больше десяти лет, все изменилось - казалось даже, что ее будет трудно увезти отсюда.

Обычно певцы у нас не ходят слушать певцов. Но тут сбежались все: от народных артистов СССР до студентов Школы Вишневской - лучший урок свободно конвертируемого пения трудно себе вообразить. Партер и ложи наводняли представители московской богемы, но Царская ложа зияла пустотой - никто из политического бомонда замечен не был, возможно, они предпочли более дорогой Венский бал.

Со сцены веяло большой оперой, по которой мы тоскуем. Бурчуладзе в прекрасной спортивной форме. Особенно эффектно у столь обстоятельного, низкого баса на амплуа отцов, жрецов и мудрецов звучали сверкающие сталью верхние ноты в ариях Аттилы и Захарии из "Набукко". Облаченная в декольтированный полукринолин цвета индиго Гулегина представила два больших оперных эскиза - фатальную донну Леонору из "Силы судьбы" и язвительную узурпаторшу Абигаиль из "Навуходоносора". Родив не так давно второго ребенка и войдя после короткого периода не слишком успешных выступлений в форму, Гулегина вновь демонстрирует победоносный атлетизм героического вокального стиля, который у нас иногда называют силовой манерой (но как еще петь подобный репертуар? - только на тракторе по связкам).

Столь звездное окружение подтянуло и некоторых солистов Большого театра, подпевавших гостям. Правда, молодые выдвиженцы нынешнего руководства Марат Галиахметов и Вадим Лынковский мало годились петь в подобном окружении. Остальные, в том числе маэстро Ведерников, были незаметны, что уже хорошо - они не мешали пронестись Призраку оперы где-то совсем рядом.