Взятки гладки

Юркие кресла и диваны, которые легко и беззвучно сходят со своих мест и кружатся по сцене, как бравые плясуны, на театре подобны живой кошке, - считается, что кошка может сорвать спектакль: на ее естественном фоне любая игра превращается в фальшь. В новом спектакле театра "Сатирикон" на сцене нет ничего, кроме стульев, столов и двух диванов, поставленных на колесики (сценография Бориса Валуева). Они двигаются как живые - легко и свободно, требуя такой же свободы и от артистов, то есть особого, естественного мастерства. Любое лишнее актерское движение обращается в наигрыш, выдает ненастоящесть происходящего.

Не у всех получается.

Чтобы не говорить о недостатках спектакля, поговорим об удачах. То есть поговорим о мужских ролях. В "Сатириконе" - немало хороших, уже известных молодых актрис (с ходу назовем Вдовину, Бутенко, Стеклову), но в "Доходном месте" постановщик спектакля Константин Райкин пошел на известный риск, выпустив на сцену студенток (и студентов) Школы-студии МХАТ, где учит их актерскому мастерству. Но, кажется, поспешил: студенты, которым доверены большие роли, пока теряются на большой сцене, порой им попросту не хватает голоса и потому они не говорят - кричат.

Кричат однообразно громко, на одной ноте. Впрочем, не больше красок и в речи некоторых уже закончивших образование актеров, - такова Анна Якунина в роли Фелисаты Кукушкиной; она кричит как рыночная торговка. Наверное, такого сходства требовал от нее режиссер. Наверное, на рынке продавщица может кричать ровно так, открытым белым звуком, но на театре такой нераскрашенный крик скоро утомляет.

Однако же мы собирались сказать об удачах. Лучшее в этом спектакле - в ролях, сыгранных мужской половиной труппы, в "Сатириконе" традиционно более сильной (в других случаях - решительно поддержанной талантом и опытом худрука Константина Райкина, но в "Доходном месте" он выступает только как режиссер): Аристарх Владимирыч Вышневский - Юрий Лахин, Василий Николаич Жадов - Денис Суханов, Аким Акимыч Юсов - Алексей Якубов (в другом составе эту роль играет Григорий Сиятвинда).

Суханов, только-только получивший "Кумира" как подающий надежду молодой актер, теперь наверняка будет соискателем других, вполне уже зрелых номинаций и наград. С чуть взбитыми волосами, в растрепанных чувствах, его Жадов кажется сошедшим в русскую вязкую жизнь петушком Шантеклером, романтизм которого все еще не перебродил в крови.

А жизнь не терпит романтического толкования. Полуторавековой давности выдумки Островского слушаются как самая что ни на есть злободневная и актуальная правда жизни. И дело тут, конечно, не в почти незаметно проведенной редактуре текста, корректном его освобождении от устаревших деталей. И не в умении отдельные реплики "к слову", минуя партнера, направить в зал (зал "ловит" каждое такое слово и ждет, уже ищет очередной публицистической речи).

Хорош, конечно, Островский. Точен выбор пьесы и, надо признать, точен оказался выбор театра (в смысле: театр выбирает пьесу, пьеса выбирает театр). Впору заподозрить Райкина в сознательной провокации, поскольку "Сатирикон" говорит с публикой на ее языке и о ее делах и заботах. Публика понимает, но не обижается, поскольку сам Островский свидетельствует в финале ее правоту и победу.

Не Вышневский жалеет о том, что брал взятки и страсти ради взял больше необходимого, хватил через край. Не Юсов отыгрывает назад, отказываясь от мягкой своей философии, по которой и волки могут быть сыты, и овцы целы (своеобразный взгляд на идеальное устройство России, кстати, схожий с тем, что некогда высказан был Г.Х. Поповым). Жадов приходит и просит, вернее, умоляет вернуть ему благорасположение дяди и доходное место в придачу. Какие могут быть обиды?!

Видно, что среди актеров-мужчин больше всего режиссерского внимания и участия досталось Денису Суханову, который и вышел лучше остальных, во всеоружии таланта и мастерства: получился характер, а не маска, как у многих других в этом нескучном, хотя и весьма продолжительном спектакле (три часа с одним антрактом).

В программке указано, что комедия Островского публике предлагается в "сценической редакции театра", и потому, наверное, можно оставить за театром право представить происходящее как борьбу одного настоящего героя с масками, борьбу, которая и самого героя коверкает и заставляет в финале приползти на коленях и просить принять его в маски, согласиться и с его правом стать своим среди своих.

Но даже и в отредактированном виде пьеса Островского предполагает несколько иной формат и некоторый объем и у других героев. А его-то, объема, и недостает.

Так что замечательно сочиненная пляска-танец Юсова, с кружением по сцене на двух стульях, с превращением старого чиновника в кучера, когда товарищи его и половые счастливы изображать четверку лихих коней (как и другие остроумно придуманные сцены), остается в памяти как своего рода "номер", спецэффект. Вроде финального улета всех стульев, диванов и столов, которые вдруг отрываются от насиженных и наезженных своих мест, да так и застывают в воздухе. Впрочем, за этот фокус отвечает лауреат международных конкурсов Роман Цителашвили.