Илья Овчинников Жан Гийю - один из самых известных органистов современности. Ведя активную концертную и студийную деятельность, он в течение 40 лет является постоянным органистом церкви святого Евстафия в Париже. В этом отношении его можно сравнить с Бахом и Брукнером, чье композиторское и исполнительское мастерство формировалось в первую очередь многолетней работой в церквах. В Москву Жана Гийю пригласило артистическое агентство "Краутерконцерт".
Основной интригой программы, звучавшей в воскресенье в Большом зале консерватории, был последний пункт: "импровизации на музыкальные темы, предложенные слушателями". В антракте любой посетитель концерта мог написать любимую тему на листке нотной бумаги и передать ее за кулисы самому маэстро. Накопилась достаточно внушительная стопка; сыграв основную программу, Гийю на глазах у зрителей выбрал три темы, которые и легли в основу двенадцатиминутной импровизации. Она оказалась выстроена так остроумно и живо, что не оставила и следа от уныния, в которое автора этих строк повергло второе отделение.
Программу открыла баховская Прелюдия и фуга ми-минор. Бах в некотором роде является специальностью Гийю, записавшего на 12 дисках полный комплект его органных сочинений. Как казалось поначалу, орган Большого зала был явлен слушателям во всей красе, звуча всеми тембрами симфонического оркестра. Вскоре выяснилось, что это была лишь малая толика того богатства звуков, которое Гийю продемонстрировал в ансамбле с виолончелистом Александром Князевым; вдвоем они исполнили две сонаты Баха для органа и виолончели. Удивительно, но за счет последней звуковое пространство стало во много раз объемнее; орган создавал для виолончели настоящий оркестровый фон, в котором ясно различались и флейты, и кларнеты, и скрипки. Особенно эффектными были басовые ноты в низком регистре, напоминавшие пиццикато контрабасов из симфоний Брукнера: не случайно Густав Малер писал о том, что у камерной музыки Баха - огромный "оркестровый потенциал". Наиболее сильное впечатление произвела третья часть Сонаты ре-мажор, вызвавшая ассоциации с известнейшей арией из баховских же "Страстей по Матфею".
Если Гийю был практически не виден из партера, то игра Александра Князева радовала в первую очередь как раз с визуальной точки зрения: на лицах музыкантов нечасто можно увидеть столь очевидное удовольствие. Жаль, что солист, отдаваясь вдохновению, временами забывал о партнере: виолончель и орган периодически расходились явным образом. Порой даже возникало впечатление коллективной импровизации: музыка барокко, и органная музыка в частности, тяготеет к импровизационной природе, но не до такой же степени! В результате общее впечатление от первого отделения было несколько смазано, хотя сама по себе виолончель Князева звучала замечательно; семидесятидвухлетний Жан Гийю, в свою очередь, раскрыл богатство органных тембров и силу своего таланта не в сольной игре, а именно в аккомпанементе.
В программе второго отделения значился Лист - Большая фантазия и фуга на тему Мейербера. Этот момент запомнился как наименее удачный за весь вечер; получасовое произведение, по-вагнеровски тяжеловесное, с постоянными переходами из нижних регистров в верхние и обратно, показалось в известной степени "сумбурным". Музыкальная ткань распадалась на отдельные фрагменты, которые воображение отказывалось связать в единое целое. Зато обещанная импровизация вознаградила слушателей с лихвой: из отобранных тем, которые маэстро сразу же наиграл, наибольший восторг вызвали две - один из лейтмотивов сериала о Штирлице и мелодия второй части гайдновского "Сюрприза". Наблюдая за тем, как Гийю препарирует три абсолютно разные по настроению и ассоциативному ряду темы, соединяя их, деконструируя и насыщая неожиданными гармониями, мы словно попадали в мастерскую Альфреда Шнитке, значительная часть музыки которого также построена на неожиданном обыгрывании хрестоматийных цитат. Светлая и веселая мелодия гайдновской симфонии по ходу дела превращалась в подобие шостаковичевского марша, на фоне которого где-то вдалеке звучали "17 мгновений". Гийю удовлетворил законный восторг слушателей, исполнив краткую импровизацию на бис.
Во второй московской программе Гийю, предназначенной для Концертного зала Чайковского, - органный концерт и арии Генделя, а также арии Баха и органная транскрипция "Картинок с выставки", выполненная самим Гийю. Мелодии каких советских фильмов лягут в основу заключительных импровизаций на этот раз - пока неизвестно.
