Ананас и биомасса

Ананас для пролетария: Александр Хлебников

"Книга о вкусной и здоровой пище" - абсолютный шедевр сталинской пропаганды. Более важный, чем "Краткий курс истории ВКП(б)". Потому что "Краткий курс" - это всего лишь отчет о победоносном прошлом пролетариата и его партии. А "Книга о пище" - это том, открывающий светлые дали коммунистического будущего, коллективная эманация голодной страны: он вживе предъявлял то, что будет у каждого в прекрасном далеком...

Ананас - мифический фрукт советского народа. Никто не видел, но все знали о том, что буржуины его едят. Благодаря поэту Маяковскому. И "Книге" книг. Александр Хлебников - один из тех, кто создавал образы желания для Страны Советов. Он был, возможно, лучшим организатором фотонатюрмортов в СССР, хотя слово "мертвая натура" вряд ли подходит для хлебниковских композиций, посвященных еде. В том-то и дело, что они восхитительно живы, и до сих пор вызывают желание схватить, и... если не съесть, то хоть понюхать.

Почему "Ананас" Хлебникова хочется съесть до сих пор? А десятки и сотни современных фотоананасов совершенно не вызывают такого чувства? Поразительна цельность искусства соцреализма, заражающая даже сегодня. Это искусство, создающее чрезвычайно мощные ментальные образы за счет того, что соцреалистическая фотография не является "изображением ради изображения", и рассматривать ее так - значит отрывать ее от того эффекта, который она способна оказывать, от того воздействия, которое она производит. Причина убедительности этой фотографии - в присутствии темы-инварианта, которая переводится в материал искусства. Тема-изобилие. "Ананас" - только конкретное воплощение темы. Но за каждой фотоананасиной встает сладкий образ молочных рек и кисельных берегов коммунизма.

Отдых царей и передовиков: Юрий Еремин

Ливадия - Аркадия. Явственное созвучие. Смысловая связь. Крым стал раем для передовиков производства и всех прочих граждан Страны Советов. "Восход в Ливадии" - одна из лучших карточек Юрия Еремина. Потому что в ней туристическая тоска советского человека достигает своего апогея.

Солнце, воздух и вода - наши лучшие друзья. Вот слоган момента. И это есть в фотографии Еремина: море - фоном, и полукруг солнца - над горизонтом. Но в правильной советской летней картинке обязательно присутствует еще кое-что. И это кое-что у Еремина на первом плане - колонны, ветвями увитые. В правильной советской картинке обязательно присутствует сюжет "старинного наследия" или "укрощенной природы". Пусть эта античность и была выстроена в XX веке, и называется санаторием ВЦСПС, но пара колонн, или портик, или бельведер обязаны быть фоном для мокрых телес в семейных трусах. А если не пара колонн, то пара скал - пусть они и были поставлены скучающим князем Н. в XIX веке. Потому что отдых при социализме - это не просто отдых. Отдых - это победа.

Юрий Еремин - нераскаявшийся пикториалист. Пикториализм был вытеснен конструктивизмом на помойку художественных стилей. Но и там он нашел себе нишу - в фотографиях частной жизни. В снимках советских курортов и курортников. Именно мутноватая размытость и расцвечивание разными красками - характерные черты аляповатой советской курортной фотографии - наследие пикториализма. Размытость и расцвечивание - черты, обеспечивающие особую "праздничность", - в противовес отчетливости и черно-белой строгости официальной фотографии. Еремин был первым русским пикториалистом, нашедшим благодатную курортную нишу (хотя и без аляповатости, свойственной кичу). Но при социализме никакая частная жизнь не является достаточно частной.

Место - Ливадия. Время - 1924 год. Нигде и никак не говорится, что Ливадия - царская резиденция, что все эти прекрасные колонны были до революции частной романовской собственностью. Но это знание, заложенное в программе. Теперь колонны являются собственностью победившего пролетариата. Сюжет - это пейзаж. Но тема - это все равно победа пролетариата.

Балет как биомасса: Александр Родченко

Александр Родченко знаменит как фотограф-конструктивист. Его герои - пионеры и физкультурники. Его взгляды на жизнь - слева-направо и сверху-вниз. Но самое интересное на выставке советской фотографии в Вене не Родченко - конструктивист и соцреалист (хорошо и давно известный), а Родченко - оппортунист.

Перелом пошел в 37-м. "Колонна спортклуба "Динамо" (1935) - снимок, на котором можно увидеть десятки людей, но каждый из них - отдельная единица: они слиты в едином движении, но все же каждый существует в границах своего тела. "Балет "Севильский цирюльник" в Большом театре" (1937) - карточка, на которой изображен кордебалет: не так уж много танцовщиц, но они - все вместе - слипаются в какого-то ногасто-рукасто-юбочного спрута, так что разобрать, где чьи руки-ноги, можно с усилием. Коллектив дошел до предельной точки своего развития - до слипания в однородную массу.

Да. Родченко отказался от знаменитого приема съемки "из угла в угол". Да. Он лишил свои фигуры резкого контура. Да. Начал снимать акробатов, жонглеров и балерунов. Но перешел ли Родченко в лагерь пикториалистов?

Мир глазами близорукого. Вот какое впечатление производят снимки Андреева, Улитина, Гринберга. Потому что размытость контура - одна из ярких черт пикториальной фотографии. И Родченко заимствовал размытый контур.

Перерождение Родченко - самый яркий пример измены себе в советской фотографии тридцатых. Измены - как отказа от прежних конструктивных принципов. Но эта "измена" - результат логического развития его темы. Тема - масса. Парад - только конкретное воплощение темы. В рамках прежнего, конструктивистского подхода людей можно было соединить друг с другом лишь механически - они образовывали группы, но все равно оставались отдельными существами. Новый, пикториальный взгляд дал Родченко возможность органического синтеза. Появился новый эффект слипания человекоединиц. Эффект биомассы.

Вена-Москва