Михаил Сидлин Вольдемарс Матвейс никогда не был художником. То есть он занимался живописью, выставлялся и был даже известен своим сверстникам. Но любили и любят его не за это и не под этим именем: Владимир Марков - один из теоретиков "нового искусства" начала XX века. Как теоретика его и знают.
Как живописец он был откровенно плох. И 16 картин, привезенных на выставку из Латвии, это убедительно показывают. Его "Семь принцесс" (1908-1910) - плохая версия искусства "Голубой розы". Его "Жнецы" (1910) - второсортная вариация сюжета Милле. И странное название выставки - "В поисках искусства будущего" - не адекватно материалу: в своих собственных холстах Матвейс явно следовал уже изжитым стилям. Если бы не одно "но"...
Матвейс - несомненный апологет "бедного искусства". Самая яркая его черта - это его серость. В буквальном смысле слова: серой краской на сером фоне он писал свою "Мадонну" (1910). А чтобы написать ее, ездил на остров Готланд, где изучал средневековую провинциальную скульптуру. Будучи эпигоном эпигонов, он нашел нечто свое в постепенном освобождении от ярких красок и многочисленных линий. И в этом его совершенно не понимали современники и не оценили потомки. Хотя выйди Матвейс на свет божий из могилы где-нибудь в Москве тридцатых, его носили бы на руках.
Основные работы Матвейса - это его статьи и книги. Поэтому небольшая выставка в МЛК - скорее библиографическая, чем художественная. Например, образчик дембельского альбома - дамские письма "прапорщику Святославу Александровичу Нагубникову", заботливо наклеенные в тетрадочку с рисуночками. Прапорщик, кстати, тоже имел художественные наклонности. Вполне можно ожидать в Пушкинском выставку Нагубникова. Так и до мышей...
Но главное - это негры. Для Маркова что африканская скульптура, что готская, что тверской пряничный конь - все едино представляло интерес как искусство "примитива". Он его изучал, и в этом следуя французскому вкусу. Путешествуя по Европе, Марков фотографировал африканские статуэтки в этнографических музеях. Новые отпечатки со старых негативов оставляют самое яркое впечатление от выставки: сам того не подозревая, Марков был хорошим Фотографом. Для того чтобы посетитель совсем не погиб посреди его живописи, на выставке представлены также африканские скульптурки, собранные Щукиным по подсказке Маркова. И работы великих современников Маркова. К примеру - Розановой.
Карты - одна из центральных тем в искусстве русского авангарда. То, что Ольга Розанова рисовала карты, - неудивительно. Но интересно, что только на этой неделе была открыта выставка (в МЦИ), идея которой кажется такой очевидной: собрать все работы Розановой, посвященные картам. А если и не все, то хотя бы те, которые дадут вполне адекватное представление о "карточной" теме в ее творчестве.
Цельный академический проект. Варианты розановских линогравюр собраны вместе из разных собраний. И сразу ясно, что в своих гравюрах Розанова экспериментировала не только с линией, но также с цветом и с поверхностью. Есть даже разные оттенки одного "бубнового" цвета.
"Заумная гнига" выставлена так, чтобы ее можно было смотреть как артпроект. Эта книга Крученых и Алягрова (Якобсона) с линогравюрами Розановой разброшюрована и выставлена по отдельным листам ("читать в здравом уме возбраняю" - из "Заумной гниги"). А самое замечательное среди произведений нездравого авангардного ума - альбом Крученых, представленный отдельными коллажами (на листы наклеены розановские линогравюры - поверх других жизненных материалов Круча). Тут же для сопоставления - другая великая книга: "Игра в аду" с иллюстрациями Гончаровой.
Но главное - 6 холстов с портретами карточных фигур. Собранные из разных музеев России, они убедительны именно вместе. "Бубновая дама" (1913-1914) - вся в порыве, с наклонной головой, под острым углом расположенной к наклоненному тел, и с носом, остро отклоняющимся от линий, очерчивающих лицо. Вся - излом, вся - движение.
Сложно даже и сравнивать Матвейса с Розановой. Одна - великая художница русского авангарда. Другой - полузабытый его теоретик. Но можно сравнивать выставки. На одной - странная идея нашла неадекватное воплощение. На другой - прекрасная идея нашла элегантное воплощение.
Когда-то, в прошлом, бывали большие дела и великие проекты у главных московских музеев. Ныне Пушкинский музей не рискует замахиваться на этапные выставки. И даже короткие проекты выходят в его стенах комкаными и невнятными. И Московский центр искусств постепенно взял на себя функции большого музея.
