Дезориентация

"Как называется?" - "Мою жену зовут Морис", - повторял я название нового спектакля. "Борис?" - "Нет, Морис. Но в этом смысле".

Пересказать сюжет французской пьесы Раффи Шарта почти невозможно. "Мою жену зовут Морис" принадлежит к тем комедиям положений, которые смотрят, смеясь над тем, как все более запутываются отношения героев. Но чем веселее во время спектакля, тем очевиднее потом, какая же ерундовая это история. А главное - все подробности уморительно смешного сюжета улетучиваются из головы сразу по окончании спектакля. Но Виктюк утверждает, что сочинение Шарта имеет невероятную популярность, идет в 35 странах, а в Голливуде уже начались съемки фильма. А на гонорары драматург построил в Париже трехэтажный дом. Все может быть. Но популярность не всегда говорит о качестве.

Попробую все-таки изложить сюжет. Сначала на сцене только муж и жена. Она - миллионерша и галерейщица, дочь какого-то супербогача, он - не слишком умелый торговец недвижимостью и умелый прожигатель жизни (в частности, сжигает один из принадлежавших ее родителю особняков). Она требует от него любви в конкретных формах, он ссылается на занятость. Она хочет иметь детей, предъявляет ультиматум и удаляется. В это время должна явиться любовница героя, но вместо нее появляется представитель благотворительной организации "Братская помощь". И начинает помогать┘

Дальше начинается самое интересное. Этот представитель соглашается сыграть роль жены, чтобы отвадить любовницу. Любовница приходит, потом - муж любовницы, который хочет отомстить герою. И тогда наш герой вслед за своим добровольным помощником тоже облачается в женское платье. Со всеми вытекающими последствиями: поскольку муж любовницы, ни о чем не подозревая, сначала пристает к представителю "Братской помощи", а потом - к тому, кто наставил ему рога. И хотя его приставания весьма конкретны, он все еще ни о чем не подозревает.

Когда парики падают, новоявленные трансвеститы лгут во спасение и называют себя представителями сексуального меньшинства. И, кажется, начинают всерьез симпатизировать друг другу. В какой-то момент сюжет ускользает, финал и вовсе стирается из памяти. Музыка, звучащая на предельной громкости, большая фотография Бельмондо, балетный станок - это запомнилось. А кто и с кем остается в итоге - забылось. К чему запоминать то, что и самого постановщика, кажется, не особенно волновало┘

Виктюка легко узнать по музыке, которую он выбирает для своих спектаклей. По тому, как выводит эту музыку на полную громкость и потом нелегко с ней расстается. Виктюк узнаваем по тому, как извиваются, льнут друг к другу и разбегаются в разные стороны его актеры. Пластические экзерсисы часто важнее собственно сюжета, самой пьесы. Режиссер берет пьесы, которыми кормится коммерческая антреприза, и переделывает их "под Виктюка". И тогда становится уже совсем не важно, что говорят, что делают актеры. Порой кажется, он специально берет такое, не важное. Пьесы, которые он выбирает, ни на что не претендуют, так что режиссер может не бояться сопротивления материала. И делать с ними все, что захочется.

"Игровая стихия, абсурд и реальность, лирика и любовь, в этой пьесе все, как в капле воды, органично объединено", - сказал Виктюк. Эти слова много говорят о спектакле и почти ничего - о только что рассказанной истории. Порой даже кажется, что ему все равно, что ставить, а его актерам - все равно, что играть. У Елены Морозовой в новом спектакле сцена на минут на десять в начале и короткий выход в конце. И ее это обстоятельство как будто нисколько не обижает: "С Романом может быть только роман", - говорит она и согласна играть на любых условиях. И зрителям, кажется, тоже не важно, что именно ставит режиссер. Они все идут "на Виктюка", "как летом роем мошкара летит на пламя".

В оформлении сцены Виктюк, кажется, все больше "ужимается", точно держит в голове облегченный гастрольный вариант. На сей раз на сцене много бумаги, два листа фанеры, сшитые под углом, балетный станок и стулья из прозрачного пластика. Небрежный и случайный набор. Зато костюмы, как говорит Виктюк, "без фальши". Все - настоящее, не театральное, а купленное в дорогих магазинах. Дольче Габанна, прет-а-порте┘ Елена Флоринская (она играет любовницу)- и вовсе без фальши, поскольку половину спектакля играет по пояс обнаженной.

Виктюк говорит, что она пришла с улицы, начала читать монолог Сонечки Мармеладовой┘ При первом ее появлении на мгновение охватывает ужас: внешне она напоминает покойную приму Виктюка Ирину Метлицкую. Очень красивая актриса. Двигается, как балерина. Когда танцует - зал замирает.