Тетушка Чарли

Жили в 20-е годы авангардисты, в том числе немец Вальтер Руттман и француз Марсель Дюшан. Первый выцарапывал на пленке абстракции из линий и нумеровал свои опусы "один", "два", "три", второй заставил извиваться в механическом балете квадратики и кружки, назвав действо "Анемичным кино".

Так вот про их формальные изыскания, не говоря уж о рассекающем глаз лезвии Бунюэля, горящих на ветру свечах Тарковского или, к примеру, распаде на атомы мертвых тел Гринуэя, писать гораздо легче, чем о фильмах Киры Муратовой.

"Как некий херувим, он несколько занес нам песен райских" - это не только про Моцарта, про Муратову тоже. Лишь замените местоимение мужского рода на местоимение женского и сделайте поправку на то, что райские песни чудесной одесситки исполняются в новостройках без горячей воды "Коротких встреч", ветшающих особняках "Перемены участи", "Среди серых камней" или в совсем уж постапокалиптических интерьерах "Астенического синдрома" и "Трех историй".

Возможно, бессмертный гений вновь озарил голову безумца. Творчество Муратовой испокон веков было красной тряпкой для кинематографических чиновников. Вовсе не из-за закамуфлированной антисоветчины; как ни странно, предельно острые и неприкрыто антисоветские "Прошу слова" или "Премия" прокатывались почти без помех. Другое дело - Муратова. Все потому, что она была и остается режиссером редкой свободы, что многих - действительно "второстепенных" - людей раздражает. Когда уже в либеральную эпоху перестроечные руководители требовали заглушить отборную матерщину в финале "Астенического синдрома", их доводом было: "Кира, это же ваш каприз!" "Да, каприз", - соглашалась Муратова, и замечательная брань "я... твою бабушку, я... твою дедушку, твою маму и твою папу" вольно летела из уст дамы в метро.

Главный "второстепенный человек" Верочка, работающая на почте "номер 46, напротив дурдома" (бесподобная экс-участница "Масок-шоу" Наталья Бузько), способна на самый несусветный каприз - как и Муратова. Гений, с какой стороны ни взгляни! Икона, обрамленная елочной гирляндой, задает тон всей картине, самой смешной и раскованной в муратовском творчестве. Верочка волоком тащит прохожего участкового доктора усмирять дружка-буяна ("Вы же мужчина, вы же появитесь, он сразу притихнет, скотина такая"), а после непредумышленного убийства Васи пускается в потешное хождение по мукам с покойником в чемодане и дурачком Мишей в качестве добровольного помощника. Встречает безымянного маньяка-эксгибициониста, инспектора уголовного розыска Риту Петренко, бывшего учителя литературы Жана, переквалифицировавшегося в "грандиссимо мафиозо", подругу, ее мужа и влюбленную в него обезьяну. А еще поет и танцует в вокзальном зале ожидания "Куклу" Делиба - "среди игрушек я совсем одна-а-а" - и, поверьте, вместе с финальной панорамой Мишиной коллекции ("конверты, марки, этикетки, открытки, билеты в кино, пуговицы, монеты, календарики") мало найдется столь же восхитительных кадров в мировом кино последних лет десяти как минимум.

Муратова, один из последних представителей европейского авторского кино, традиционно и, возможно, не без оснований считается режиссером "трудным", "не для всех", из тех, чьи фильмы в советские времена прокатывали малым экраном, на один сеанс в день, "по театральному принципу", а сегодня запускают исключительно в "артхаусных" линиях. Вот дичайшее недоразумение! Скучные снобы и зануды-интеллектуалы - вовсе не муратовская аудитория. Никогда не забуду, как заливисто смеялась на "Чувствительном милиционере" случайно забредшая в кинотеатр трудяга-продавщица из гастронома напротив, как неподдельно сочувствовала убийце любовника Наталии Лебле из "Перемены участи" пара слегка хмельных 40-летних супругов в спортивных костюмах. Кто после этого посмеет назвать Муратову "антинародным" режиссером?

Свое отношение к так называемому зрелищному кино Муратова однажды высказала предельно точно. Мол, конечно, все хотят нравиться всем, как индийское кино, как Чарли Чаплин, но так ведь и Чаплин не всем по душе. А Муратова и впрямь русско-украинский Чаплин: бесстрашная, способная на отчаянную, почище индийских образцов, сентиментальность, сарказм, желчь, истерику, переходящую в пляс юродивого, и высшей пробы романтизм. Наша эксцентричная и прекрасная тетушка Чарли, она обожает устроить на экране полный беспредел, кажущийся хаос, оборачивающийся гармонией. Она запальчиво ставит планете ноль, с течением экранного времени исправляя его хотя бы на тройку с плюсом.

"Вам ведь все люди осточертели?" - "Да". - "А с другой стороны, их надо как-то поощрять...". - "А чего вы разговариваете так странно?" - "Чтобы вы поняли!". Эти диалоги из "Второстепенных людей" (южный говор, которым они произносятся, - особая песня!) как раз о методах Муратовой.

Оставьте комплексы, раздвиньте шоры - и ничего лучше и приятнее, чем почти водевильная и почти музыкальная комедия Киры Георгиевны, вы в текущем репертуаре не найдете.