Михаил Сидлин Смотреть можно, трогать нельзя. Вот что объединяет женщину и картину. Тогда, когда они находятся в публичном пространстве. Московская художница нашла способ нарушить табу. В РГГУ выставлена серия автопортретов Татьяны Хэнгслер.
Музей - институт власти. Одно из его основных правил - не прикасаться к произведениям. Самые радикальные радикалы не спешили расстаться с этим запретом. И вот наконец нарушение этого табу введено в систему. В Музейном центре РГГУ. Благодаря новым работам Хэнгслер.
Снаружи - черный квадрат. "Внутри" - интимный портрет. Путь от черного квадрата к интимному портрету - через прикосновение. Татьяна Хэнгслер придумала, как применить в фотографии технологию, которая до этого в ней не применялась. Черную поверхность нужно отогреть рукой, и тогда - под пальцами зрителя - изображение проявится, чтобы через некоторое время исчезнуть вновь. Молодежь толпится около небольших картинок. Руки тянутся к портретам. Руки разрушают табу.
Несерьезные автопортреты. Ноги в чулках и губки бантиком, лакированные туфельки и кусок юбочки в крупный горошек. Легкомысленная девочка - так выглядит Татьяна Хэнгслер в своей новой серии. И - руки, которые тянутся к этой девочке. Насмешка над эротикой.
Прикосновение означает обладание. С помощью прикосновения мужчина показывает, что женщина принадлежит ему. Только владелец картины может трогать ее безнаказанно. Любой другой посетитель музея будет за это изгнан. Демократический потенциал фотосерии Хэнгслер в том, что ее могут трогать все. Еще один шаг к разрушению власти музея. И власти мужчины.
Автопортрет - это художник. Ее, художницу, мы разглядываем как героиню. И она хочет быть рассмотренной. Но в музее этот первичный акт артистического эксгибиционизма стерт под наслоениями культурных практик. Татьяна Хэнгслер бесстыдно обнажила суть автопортрета.
Фотоповерхность стала кожей. Фактически зритель видит не только портрет Татьяны, но и следы собственных рук. Дорожки от пальцев физически остаются на фотографии после прикосновения - и исчезают через минуту-две: подобно тому, как следы пальцев остаются на тонкой коже еще некоторое время после прикосновения. Но пальпирование картинки - не эротичная забава.
Картинка отвечает на прикосновение. Но она не живет. Щупая ее, ощущаешь только ровную поверхность. Картинка не становится автором. Прикосновение снимает дистанцию между зрителем и произведением. Но делает ощутимой дистанцию между прикосновением и удовольствием. Татьяна Хэнгслер отнимает у прикосновения его силу. Оно не служит инструментом чувственного ощупывания, но только инструментом зрения. Зрение через прикосновение.
Две недели назад в Берлине открыли выставку "Давай!". На ней - все звезды нового русского искусства девяностых. Посетители там толпятся у серии автопортретов Хэнгслер. Теперь их можно потрогать и в Москве. На новой групповой выставке.
"Автопортрет художницы" придумала Анна Альчук. В перестройку Альчук была участницей первых выставок московских концептуалисток. Теперь - продолжение: как ни странно, московские художницы все еще думают об истории искусства. Сама Альчук - об американке Синди Шерман, Вера Сажина - о шаманах, Ирина Вальдрон - о Набокове с его "Лолитой", Татьяна Антошина - об Уорхоле, Хичкоке, Ван Гоге и прочих. Они строят свои работы на диалоге с чужими. Татьяна Хэнгслер вышла за грань этой московской традиции историзма. Она работает с собственным телом. Еще в середине девяностых она выставила автопортрет "Я лучше, чем роза". Новая ее серия творчески развивает старую работу.
Не тронь! Мы - в музее. Так встарь звучало предупреждение музейной смотрительницы. Новое, возможно, будет звучать так: " Трогай, милок, трогай!".
