Кантор родился в Москве в 1957 г. В 1980 г. окончил Московский полиграф. Известность получил на перестроечной волне - после "молодежных" выставок в конце 80-х. Самый большой успех Максима Кантора - его участие в XLVII Венецианской биеннале, где он был художником российского павильона (это случайное решение вызвало тогда, в 1997-м, много кривотолков в прессе).
Какая пакость! Опять загадили сокровищницу русского искусства. По небрежности штриха листы напоминают "крокодильские" халтуры советских графиков третьего ряда, да и по сюжету - вполне подходят для обличения нравов на страницах великого советского журнала. Единственное, что отличает картинки Кантора от карикатур, - это переизбыток, перерасход энергии. Фигур здесь слишком много. А злости - еще больше.
Один блюет, другой за ним подметает. Двое мужчин мочатся и болтают. А пьяные столбами повалились друг на дружку. Грязный мужик роется в помоях. Толпа мешочников, и драчуны, и инвалид. Довольно муторно и тошно. Но такова Россия. В графике Максима Кантора. Точнее, в листе # 4 (без названия) его новой серии.
В центре - красное пятно. У кровавой тарелки столпились толстяки (один даже похож на Ельцина). Это внутренний, "черный" круг - те, кто у кормушки: один из них высовывает фигу, на которую просто молится человек из следующего, "серого" круга; другой человечек из той же, средней страты пытается по лестнице пробраться вверх, но, дойдя до ее конца, так уменьшился в размерах, что скоро совсем исчезнет из виду. Вокруг серых - "красный" круг - те, кому достаются лишь отбросы: вся эта пьянь, грязное мужичье. Такова социальная модель России по Кантору.
Три круга. Между ними границей - просто пустоты. А еще они отделены друг от друга цветом (в "ОГИ" показан сам процесс создания работы - как постепенно, шаг за шагом, за надпечаткой надпечатка слои отделяются друг от друга). Карта общественной болезни.
Лист # 5 "Город". В центре - красный Кремль (сплющенная мешанина из соборных куполов и башен с двуглавыми орлами, окруженная круглой стенкой, из которой все это царство выпирает, как булки и колбаски из авоськи), вокруг - притертые друг к другу черные домики-домишки сталинского вида. И третий круг - бараки на окраинах (вплоть до концлагеря, чувствуете отзвук Данта в изложении Солженицына?). Социология Кантора.
Немного напоминает Георга Гросса. Но, конечно, Гросс на порядок лучше владел рисунком. Еще больше похоже на барачный мрак Оскара Рабина. Но его время в искусстве ушло еще лет 40 тому назад. Но есть у новой графики Кантора еще одно, что сближает ее с мрачной лианозовщиной. Среди домов - ни одной современной постройки. Среди людей - ни одной модной одежки. Все больше ватники да пятиэтажки. Время - не позже конца 50-х (если не считать карикатурных Ельциных-Путиных). Мир своеобразной ностальгии.
Кантор уже в России не живет. И правильно. Вдали от родины гораздо проще сохранять в себе чистое ликование ненависти. Но тянет, тянет к себе живительная мерзость. И вот в Лондоне на девственно чистые листы прекрасной бумаги ложится серия "Пустырь". Кантор рисует гадость с детским восторгом и восхищением. В толпе вокруг дерущихся всегда найдется некто, кто закричит: "В рыло ему! Добавь!" И при виде юшки на чужой мордахе лицо зрителя ярко осветит счастье. Источник счастья очевиден - в том, что не ему, не зрителю, сегодня дали в рыло. Злорадство над чужой бедой в его грязнейшем виде.
На коленях у Путина сидит старая баба. Лист называется "Россия и Европа". Президент с гримасой злобы на лице протягивает на поцелуй Европе благообразную стариковскую маску. Забористо? В газете "День" увидишь еще и не такое. К тому же Геннадий Животов, который часто в "Дне" забавляется карикатурками, рисует лучше - ярче и талантливей. Что остается, кроме карикатуры? Только слава. Пустое место. Чистый дым. Он Кантору и сладок и приятен.