Михаил Сидлин НАПИСАНО: "Глеб Вышинский приносил мышь". А нарисован Лев Толстой, который дает азбуку детям. Это из серии "Букварь" - такие черно-белые рисунки на белоснежном круге, а по бортику - тексты Льва Рубинштейна ("Глеб Вышинский..." - оно и есть), выполненные шрифтом школьной прописи.
Написано: "Самое дорогое у человека - это жизнь" (цитата из монолога Павки Корчагина). А нарисован портрет человечка, держащего лозунг "На свободу с чистой совестью". Это из серии "Фундаментальный лексикон" - цветные рисунки на донце, по бортику - надписи, а край тарелочки - такой, что можно "от восторга обмереть" (как выразилась бы героиня провинциального романа). Он синий с золотом (об этом - ниже).
Разрыв между словом и изображением - в основе поэтики этих тарелочек. Этот разрыв каждый зритель может заполнить по-своему, находя собственные ассоциации между интимными воспоминаниями Льва Рубинштейна и шаблонными плакатными картинками или между бессмертными словами Павки Корчагина и ритуальными брускинскими фигурками. Но можно и не искать в этих тарелках никакого иного смысла, кроме декоративного. В чем вся их прелесть? Они созданы как прекрасный интерьерный предмет. Подарок на день рождения. Или на годовщину похорон.
О синем крае тарелочек можно слагать поэму. По кобальту глубокого и подлинного цвета, какой бывал только у настоящих сталинских тарелок, когда еще ни краски не жалели, ни денег, у самого края проходит еще один красочный слой - золотой, именно того прекрасного оттенка, какой бывал, когда для родины (и посуды) золота не жалели. А если приглядеться к золотистой полосочке, то видно, что она вся сплошь покрыта дубовыми листочками - таким сложным техническим приемом, про который в России помнят только антиквары (он называется "цировка").
Производство фарфора - сложный технологический процесс. В него вовлечен не только художник, но также тот, кто наносит рисунок на белье (белье - основа для обработки, неглазурованная тарелка) и занимается обжигом - мастер. Гриша Брускин ответил на вопросы "НГ" о том, как ему удалось возродить великую традицию сталинского подарочного фарфора.
- Наверное, сделать этот проект было очень сложно технологически, потому что индивидуальное фарфоровое производство так давно уже умерло в России. Как вам удалось добиться нужного эффекта?
- Это было непросто. Мне тоже казалось, что умерло. Поэтому было интересно попробовать. Но вначале, когда я приехал на Дулевский фарфоровый завод и мне сделали образец, я был просто в отчаянии от того, что никогда в жизни я не буду с этими людьми работать, никогда в жизни здесь не удастся что-либо сделать, потому что это было просто за пределами добра и зла. Второй образец тоже был очень плохой, но он был настолько лучше первого, что я понял, что работать можно. И потом было много-много-много неудач, но в конце концов я обучил нескольких мастеров, которые меня тоже многому научили. И сейчас работают прекрасно. Если не запивают время от времени.
Проблемы есть. Вы можете, например, договориться, приехать заранее из Нью-Йорка, а мастер вдруг поехал отдыхать в Испанию. Или другой мастер клялся, что все сделает к определенному числу, когда мне это нужно, а когда я приехал, мне сказали, что он уже месяц пьет и не приходит на работу. Такая российская экзотическая действительность. Она не благоприятствует работе. Но тем не менее все это имело смысл, потому что результаты, на мой взгляд, - замечательные. Я очень люблю этот проект.
- А белье тоже было русское?
- Белье в основном русское. Есть и нерусское. Например, серия "Азбука" у меня существует и на русском белье (это серый фарфор), и на иностранном. Я сделал специально и на том, и на другом - чтобы сравнить. И все-таки там, где много белого, где белое важно именно как чистое ничто, как чистая страница, на которой возникает маленький образ, - там я использовал белье из-за границы. А, например, серия "Азбучная истина" сделана на сермяжной российской "тарелке мелкой", из которой ела вся страна. Серия "Алефбет" сделана на советском белье. Естественно, скульптуры - это советское белье.
- По-моему, традицию золотого края и цировки уже давно утратили. Вы заново восстанавливали технологию?
- В какой-то степени. Дело в том, что в последний раз это делали в пятидесятых годах для каких-то кремлевских заказов. Но дело в том, что для "Фундаментального лексикона" мне была важна именно эта лапидарная роскошная техника, которую использовали советские мастера в 30-40-50-е годы. Так создавались сервизы для советских генералов, победивших во Второй мировой войне, - там были потрясающие вещи, которые никогда не были ни опубликованы, ни изучены, к сожалению. Поэтому мне это было важно. Нашли мастеров - старичков, которые помнили всякие секреты, говорили, предположим: "Чтобы вот это золото хорошо легло, в него нужно плюнуть..."
- То есть все было построено на плевках старых мастеров?
- Золото, старый кобальт - там были нужны консультации у старых могикан, которые еще существуют.
- Некоторые изображения перешли на тарелки из предыдущих работ, а некоторые специально разработаны для тарелок?
- Изначально была идея не приспособиться к фарфору, а приспособить фарфор к себе. Поэтому мне хотелось не разработать, а реализовать уже известные мотивы и серии, создав совершенно новые по существу предметы. Одно дело, когда это в картине, и другое дело, когда это - действительно живой предмет, фарфоровая статуэтка - функция предмета становится иной. Конечно, здесь есть новые мотивы, новые сюжеты, но в общем - это одна из ипостасей.
- Все тарелки - выставочные. А разработать настоящий сервиз с мотивами "Фундаментального лексикона"...
- Слабо. Может быть, когда-нибудь я вернусь к фарфору и скорее всего - вернусь. Потому что это безумно привлекательная техника.
- Сервиз Брускина...
- Что касается серии "Азбучные истины" - в ней 34 тарелки. Когда в декабре я буду делать выставку в Петербурге, я планирую пригласить 34 человека, сервировать эти тарелки и съесть там что-нибудь - например, гречневую кашу.
- Ну это варварство!
- Но такая акция задумана.
