Антон Красовский МЕСЯЦ назад, предвещая новый театральный сезон, я имел неосторожность публично высказаться по поводу некоторых грядущих премьер. Прошу прощения у тех, кого обидел. Искренне прошу, без издевательств. Многое было написано развязно, наверное, даже злобно, местами некрасиво. Ну да ладно, речь о другом. Помимо прочего в этой статье спектакль МХАТа имени Чехова "Ю" был назван клоном. Переделкой самого себя, былого и симпатичного. Спустя две недели другая крупная газета взяла этот термин, что называется, на карандаш и тиснула на полполосы заметку под названием "Атака клонов". В этом очерке весело и талантливо говорилось, что Олег Табаков - замечательный артист и великий руководитель - не очень доверяет свежим и качественным продуктам, предпочитая несвежие и отчего-то не очень качественные. Разразился скандал, виновных ищут, наверное, даже найдут и покарают. Только вот проблема никуда не денется - во МХАТе ныне предпочитают ставить не новые спектакли, а переносить проверенные временем и обкатанные на других менее респектабельных площадках. То есть зрителю по цене от 150 до 600 рублей заведомо предлагается товар второй, а то и третьей свежести. Какой уж тут Булгаков со своей осетриной! Ну а если кого-то смущает глагол "клонировать" - ради бога! Будет - "трансплантировать". Так лучше?
В субботу МХАТ показал третью в сентябре премьеру. И в третий раз - на сцене в Камергерском переулке оказался спектакль, бывший в употреблении. Темур Нодарович Чхеидзе - народный артист России и Грузии - поставил здесь "Антигону" Жана Ануя. Сначала он сделал это в Тбилиси, затем в Петербургском БДТ, и вот - в конце пути - в Художественном театре. Странная, согласитесь, страсть к одной пьесе. Патологическая даже, особенно если учесть, что литература - эта "Антигона" - никудышная. Незамысловатая, плаксивая переделка античной трагедии. Унылая попытка перенести гулкий миф в квартал Маре, напичканный жандармами и радостным плебсом. Но не будем об искусстве, тут оно не важно. Поговорим об идее. Об идеологии.
Ануй написал "Антигону" в 1943-м, когда в Париже злобствовало гестапо и веселый лай концлагерных овчарок разносился по всей Европе. Театральная программка любезно напоминает, что Андре Моруа считал, будто бы капризный бунт Антигоны против дяди чем-то напоминает сопротивление плененной Франции фашизму. Мерси боку программке и Моруа. Ведь именно это слово и хочется кричать, когда сидишь на пластмассовых стульчиках под трещащими прожекторами. Под этими старыми сводами, родными и далекими, как теплое античное небо.
Фашизм - вот о чем этот спектакль. Фашизм - то, что так отчетливо культивируется в голове здорового зрителя. Фашизм - слышите вы? - фашизм - то, что хочется прославлять, уходя из театра. Фашизм - такой правильный и добрый, с большими голубыми глазами и сильным грузинским акцентом - саусэм не скуэрный красно-коричневый пес, а приятный имеретинский старец Отар Мегвинетухуцеси. Фашизм - толстый Семчев - где был - пиво пил - с наручниками и туповатой ухмылкой. Фашизм - молчаливое страдание матери, уткнувшейся в петли вязания. Фашизм - испуганные жесты Исмены, фашизм, фашизм... Он во всем тут, кроме Антигоны - наглой глупой девчонки, не верящей никому и ничему, обоняющей только запах преданий, зовущий похоронить брата. Но за это ей положена смерть. Креон (читай - фашизм) дает ей шанс спастись, она отвергает его - по наивности, ради детских причуд, ради памяти предков. Креон умоляет ее, но она неприступна. Она глупа и некрасива. Только афиняне могли быть за нее. Нормальный современный человек всегда будет на стороне Креона. ВСЕГДА. И дело не в качестве пьесы или спектакля.
Мы любим упорных, требовательных к себе правителей. Властелинов, выдумывающих хитросплетения интриг ради процветания своих народов. Нам милы войны, мстительные, беспощадные кровопролития под святыми знаменами. Убить мерзавца для нас - вопрос чести, унизить чужого - принцип бытия. Мы с удовольствием творим себе кумиров, пусть никчемных, сутулых и бестелесных. Нам они нужны, чтоб водрузить их образы на стяг и обрушить его древко на голову врага. Мы - крохотные булавочные творения, нуждающиеся в теплых искренних глазах, медленных жестах и гортанном "братья и сестры". Мы - фашисты. Все. Но зачем, зачем нам об этом ласково напоминать? Для чего в тот момент, когда так трудно удержаться от правого гнева, благословлять и показывать повести о настоящих человеках. О сверхчеловеках, идущих на совет, едва похоронив сына и дочь. Не время и не место сейчас - больно много крови на руках чистых правителей. Больно много.
Не надо было ставить этот спектакль во МХАТе. Слишком уж близко к дворцам. Кажется даже, будто сделано это специально, чтобы угодить каким-нибудь властям, проявляющим необходимую жесткость и соблюдающим закон. Чудится, что Табакову очень важна их реакция, мол, смотрите, я тоже с вами - с настоящими людьми. С царями.
И если это так, то есть в этом какая-то византийская мудрость и каверзность: вроде бы Креон - тут по тексту - негодяй, да и ставил какой-то грузин, и вообще - я в восьмом ряду, меня узнайте, мой маэстро. Хитро. Слава богу, не эффективно, потому как спектакль не выдающийся.
