Дворянин-буржуин

Немолодой уже граф Орнифль сочиняет куплеты. Делает он это, разумеется, ради денег, поскольку наследованного богатства у него нет. В молодости их сиятельство, разумеется, подавали надежды, но сегодня - они всего лишь поэт-песенник вроде нашего Ильи Резника (уж не знаю, может, лучше было в публичный дом вовремя). Так вот, поначалу кажется, будто трагедия Орнифля в том, что он неисправимый бабник. Что волочится за всякой крепдешиновой юбкой, пончо или парео. Что нет ему места в мире честных семьянинов, отцов, дедов. Что жена его - несчастная обманутая женщина, а внебрачный сын - бездомный голодающий студент. Но разве ж это все беды? Нет, это маленькие неприятности, каждая из которых восполняется тем блаженством, которое Орнифль получает от жизни. Его любят все без исключения женщины. Любит парижская публика, любят друзья. Он - Орнифль - звезда салонов, бонвиван и развратник, сумел найти подход к их сердцам, забраться в них и жить там, томно попивая шампанское из плоского бокала.

В чем же тогда трагедия, да и есть ли она тут в принципе? Есть, есть, истинно вам говорю. Ведь Жан Ануй - автор пьесы - не такой уж и олух Царя Небесного, чтоб в плоские шуточки о плоском заде не вложить хоть горсть горечи и смысла. Горе Орнифля - причина его смерти в том, что место, обжитое им, - место не для него. Дом с пошлыми фонтанчиками и золочеными пейзажами - дом не для него. Жена - расфуфыренная краля в Chanel - женщина не для него. Все это впору его другу Маштю - торговцу сервелатом или чем-то вроде того. Но наследному графу, пэру Франции, черт возьми, - не к лицу. Мала кольчужка. Орнифль бесится не с жиру, а с отвращения, он, как легочник перед смертью, не может найти себе места, бегая от одной кровати к другой, от софы к тахте. И умирает подле очередной мамзель на диванах в соседнем отеле. Он, как и Базаров, корчится от нелепости бытия, от расстройства мироздания, от растерянности.

Вот такая концепция. Не для Театра сатиры, сами понимаете. И постановщик Сергей Арцибашев - неулыбчивый юбиляр (в день премьеры ему исполнилось 50) - тоже это понял. Поэтому и не стал мудрить. Взял Ширвиндта в Орнифли, а Державина в Маштю. Попросил их выучить монологи, расставил свет, заказал декорации. И все. Получился очередной вечер в очень народном театре. Не самый успешный, но вполне даже кассовый. Наверняка людей не отпугнет. Вот только играть можно было и поубедительней. Хотя на игру в Сатире внимания обращают мало. Да и правда - к чему выкаблучиваться, когда есть такая замечательная вещь, как амплуа. Ширвиндт - бассет-хаунд, грустными глазами шарящий под юбками поклонниц. Державин - живчик, весельчак, народный бабаян России. Вера Кузьминична Васильева (ох, не говорила бы она, что 15 лет назад ждала ребенка) - хохотушка, красотка, выдающаяся женщина. Элементарно.

Двадцать, да ладно... сорок лет так и живут. Играют одну роль, поют одну песню. Шутят одни и те же шутки с умудренным видом. Творческий вечер, концерт к Дню милиции, голубой огонек, "Орнифль" - какая разница. И им - хорошо. Они все на своем месте. И на этом месте очень талантливо орудуют. Но вот Арцибашев - он из другого теста. Из скупого, нешуточного материала. Он искренне считает театр местом покаяния, спектакль - священнодействием. А тут между делом - вертеп. Глумливый шутовской клуб. И не то чтоб Сатира - нехорошее место или Арцибашев негодяй. Или наоборот. Нет - просто они не созданы друг для друга. И все тут. Как Базаров не рожден для барства, а Орнифль - для скобяной лавки. Сергею Николаевичу, похоже, стоит задуматься о последствиях для организма.