Екатерина Сальникова ОЧЕНЬ разные по стилистике и уровню фильмы Панорамы объединяет стремление к бесконечной рефлексии. Причем оно наблюдается в равной степени и у режиссеров, и у героев картин. Это автоматически превращает всех персонажей в alter ego создателей современного европейского кино. В программе Панорамы резко выделялись две работы. Первая - "Песни со второго этажа" шведского режиссера Роя Андерссона. Сюрреализм здесь настолько свободен от каких-либо жизнеподобных вкраплений, что фильм смотрится как сплошной аттракцион. Режиссер изобретательно демонстрирует, что социум - это гигантский дурдом, но только без врачей. Мания преследования, мания разрушения и еще множество менее крупных маний управляют людьми. Пробки на дорогах, заполненных толпами каких-то демонстрантов, занятых бичеванием своих сотоварищей по шествию. День рождение выжившего из ума столетнего миллиардера, все еще живущего в реалиях Третьего рейха и вытягивающего руку для приветствия своим нацистским глюкам. Казнь маленькой девочки, которую сбрасывают в пропасть при стечении духовенства и высоких чиновников. Скитания по городу толстого дельца, сжегшего свою фирму, а теперь страдающего от преследований мертвецов - кто-то из них был обижен им при их жизни, а кто-то и вовсе посторонний. Заканчивается действие на свалке, куда неудачливый торговец привозит множество нераспроданных распятий. А из земли, как в день Страшного Суда, поднимаются оживающие мертвецы. У Роя Андерссона нет ни одного не символического момента. Но "Песни со второго этажа" - кино не только интеллектуальное и совсем не угнетающее. Оно вполне способно развлечь, поскольку показывает, что человек - это общественное животное, при всей своей жестокости и духовных извращениях всегда остается еще и очень забавным.
Новое измерение любви открывает в своем фильме "Любовники Полярного круга" испанский режиссер Хулио Медем. История страсти и расставания Аны и Отто превращается в хронику взглядов, предчувствий и постоянного блуждания вблизи друг друга. Это картина о мире, где кроме любви вообще ничего нет. Все остальное - и быт, и работа, и любые дела, и события - является лишь той средой, где протекает эмоциональная жизнь героев. Отображение интимных чувств обретает размах эпоса. Пара влюбленных существует в земном пространстве, но не ощущает земного времени и ведет себя так, словно ритм их эмоциональной жизни абсолютен и вечен. Отто очень четко отражается в глазах Аны. Это похоже не на отражение в двух зеркалах, а на волшебное раздвоение героя, проникшего в саму душу героини. Будучи еще школьником, Отто запускает в воздух множество самолетиков с любовными посланиями девочке, которая ему нравится. Самолетики застревают в чугунной решетке ворот, как живые птицы. Падают на мостовую, как осенние листья. И только один достигает цели - попадает в руки Аны. Бумажный самолетик героев соединяет. В финале настоящий самолет приведет Ану и Отто к катастрофе. Влюбленные дети будто с самого начала отношений живут среди "знаков" уже предначертанных событий. Они еще не знают, что именно с ними будет. Но словно чувствуют, что в каком-то потустороннем измерении это уже известно. Поэтому не надо ни о чем волноваться. Надо только переживать то, что само переживается. С человеком, по концепции неофатализма у Медема, может случиться только то, что должно случиться. Поэтому любой "самостоятельный" выбор - всего лишь иллюзия. Любить и умирать каждый может только каким-то одним образом. Испанский режиссер заставляет современное западное сознание распроститься с идеей свободного выбора личности.
Остальные картины Панорамы оставались сравнительно далеки от уровня шедевров Роя Андерссона и Хулио Медема, хотя и были по-своему эффектны. Драма "Пленница" Шанталь Акерман сочетает элегантность неторопливого ретро с ультрасовременным ощущением душевной патологии. Молодой человек Симон живет в огромных старинных апартаментах со своей бабушкой и с девушкой-лесбиянкой Арианой. И любовь, и ревность, и чисто человеческая привязанность здесь кажутся искусственным представлением. Медлительное фланирование по анфиладам комнат. Чопорные, стилизованные под старинные беседы и чинное общение людей со слишком хорошими манерами. Всепоглощающая и безнадежная любовь Симона похожа на комплекс вечного "третьего лишнего", который не нуждается в иной роли - ведь тогда начнется настоящая жизнь, где кроме предвкушений, подглядываний и выслеживания недоступной Арианы есть что-то еще. А это уже лишнее. Интимная жизнь с элементами запретного и ненормального исследуется режиссером как тотальный эскапизм человека, лишенного жажды самоосуществления в реальности.
Сочинение своего глубоко интимного и странного мира выливается в отнюдь не столь невинную манию у героев "Выхода". Криминальный сюжет с фантастическими нюансами и отчаянным натурализмом создают кошмарный коктейль в режиссуре Оливера Мегатона (продюсер Люк Бессон). Запутанная история о серийных убийствах, их жертвах, подозреваемых и психоаналитиках явно снималась ради финальной сцены в общественном туалете. Чего там только ни происходит! И убийства, и эротическая сцена с элементами садомазохизма. И дискуссии о жизни и смерти. И саморазоблачение злодея-врача, который оказывается почище любого маньяка. Уже изрядно потрепанный элитарным кино образ туалета обретает у Мегатона свойства универсальной метафоры. Весь мир - сортир, все люди - его посетители. Режиссер нашел идеальное пространство, где изнанка цивилизации "встречается" на очной ставке с изнанкой человеческого подсознания. От претенциозно философичного и невозмутимо кровавого зрелища веет разухабистым китчем. Чем более серьезную мину пытается сохранить режиссер, тем смешнее становится его игра в настоящий триллер.
Завершилась Панорама на редкость нормальным фильмом "Мечта всякой женщины", в которой Жерар Жюньо выступил и как режиссер, и как актер, сыграв отца главной героини. Картина начинается как непритязательная комедия о красивой девушке (в ее роли - претендентка на будущий статус звезды Береник Бежо), снимающейся в кино вопреки воле отца-парикмахера. А завершается как печальная история людей, которые убедились, что исполнение мечты еще не гарантирует счастья. От классической жанровой модели с героями, точно знающими, к чему они стремятся, Жерар Жюньо переходит к сюжету о людях, теряющих жизненные перспективы. Последовательно отрицая социальный успех, финансовое благополучие, физическое и душевное здоровье как несомненные ценности, европейское кино продолжает повторять снова и снова, что не властитель мира, не герой и не гений, а самый заурядный, иногда ограниченный, иногда даже неполноценный, слабый человек - истинная мера всех вещей.
