Полина Лукичева
ПЕРЕСЕЧЕНИЕ старого и нового, соединение разных стилей - особенность, то и дело проявляющаяся в русском искусстве. Другая тема - русские на чужбине, уехавшие по собственной воле или вынужденные обстоятельствами. Спустя время их творчество вновь открывается российским зрителем.
Московский центр искусств начинает цикл "Русские художники в Америке". Планируются выставки, посвященные творчеству Б.Анисфельда и Н.Фешина. Открылся же этот цикл в на днях произведениями Давида Бурлюка - "отца русского футуризма". "Здравствуйте, мистер, Бурлюк!" - название выставки, подразумевающее сюрприз и неожиданность. Не только потому, что в экспозиции представлены редко доступные для публичного обозрения картины из частных коллекций, в том числе американских. Но еще и потому, что это "здравствуйте!" Бурлюку с нашего берега, от подзабывших подъем и свежесть культурной жизни начала XX века, в которой Бурлюк был одной из самых заметных фигур, ярым борцом за новое искусство, крушил и громил старое, участвовал во всех программных журналах левых художников и поэтов... Потом в Америке, куда он эмигрировал в начале 20-х, он продолжал начатое им в России. В журналах, которые там издавал, он пропагандировал русское искусство, печатал воспоминания (в том числе о Маяковском, с которым познакомился в 1911 году). Но это было уже "временем интервью", когда Давид Бурлюк стал скорее живым экспонатом, реликтом ушедшей эпохи, чем творящим эпоху следующую... Последние его картины - они тоже представлены на выставке - написаны словно "сквозь облака", все прежние темы на них - в отдалении и как будто в дымке.
В России в первые два десятилетия XX века до революции социальной происходила революция в умах. "Борец за право народа в искусстве титанов" - Бурлюк сам прошел путь от поклонения искусству Шишкина и Репина до яростного его ниспровержения, от импрессионистической концепции передачи природы до отказа вообще следовать природным формам, вывертывания их наизнанку. Активность, склонность к озорству и разным фокусам - тому, что Игорь Грабарь называл "бурлюканьем" , - видны сразу же, даже в самых ранних произведениях, представленных на выставке. И хоть по художественной манере это еще не вполне зрелые работы, но остроумие, страсть к неожиданному повороту и эпатажу проявляется и здесь. Потом братья Бурлюки, "надрываясь от хохота", будут придумывать квазинаучные названия для своих картин: "Синтетический пейзаж: элементы неба и моменты разложения плоскостей, интродуцированные в изображение с четырех точек зрения". Так, с хохотом, на самом деле выстраивалась программа - вывертывание, завихрение формы, разложение пространства на плоскости. Это было принципиальным поиском новой формы, универсальной и синтетической. Они работали в том направлении, которое в искусстве на протяжении XX века будет одним из определяющих. Сюда же можно отнести и любовь Давида Бурлюка к фактуре, к самой поверхности живописного холста. На выставке эти эксперименты с фактурой представлены вполне - от "ровной и блестящей" до самой "занозистой", до кусочков ткани или металлических деталей, вклиненных в краску. Давид Бурлюк очень разнообразен в своих картинах: сотворение "плоскостей застывших лав", переделка формы, материализация нематериального (картина "Радиоволны"), оживление неживого и, наоборот, удвоение, утроение глаз, голов и суперобобщения (картина "Мать" - она в абстрактном пространстве национальных красок, и оно в ней), то пластическая проработка форм, то кубистические... Творчество Давида Бурлюка не раз получало обвинение в эклектичности. Его произведения и в живописи, и в поэзии с художественной точки зрения обычно ставят на второй план по сравнению с искусством тех, кто звучал потише с точки зрения общественного эпатажа. Внимательно следивший за рождением кубизма и футуризма на Западе, Бурлюк не был сам новатором или чистым выразителем этих стилей (как и не было их в чистом виде в России вообще). Это было свое понимание и того и другого, слитое в кубофутуризме и смешанное с неудержимым фантазерством, шутовством, отечественным примитивом, всеми этими русскими кобылами, бабами, полями и долами. Картины Давида Бурлюка прежде всего отражают пыл, с которым он все осуществлял, саму жизнь, полную актерства и кипучей общественной деятельности. Путь, который он осуществлял в жизни и творчестве, - не ревнительно-охранительный, а сумасбродный. Это - как "крутить искусство на кончике пальца". И символом этого выхода за рамки служит фотография, сделанная Арнольдом Ньюманом в 1946 году, на которой Давид Бурлюк как бы выворачивает саму рамку из ее формы...
В лучших его картинах "энергия электрических внушений" очень велика, и он достигал особой выразительности искаженных форм. С точки зрения колорита его картин связь с "черноземами России" Бурлюк никогда не терял, его колорит - "глубоко национален: желто-горячие, зелено-желто-красные, синие тона бьют Ниагарами из-под моей кисти".
Видя эти отпечатки "нутряной силы" в произведениях, остается вслед за его женой, Марией Никифоровной, согласиться "в признании его борьбы во имя искусства, которая никогда не прекращалась и не ослабевала, и... осуществлялась с одинаковой силой, самоотверженностью и философским спокойствием".
