Не до конца

ИЗ ДВУХ премьерных спектаклей "Войны и мира...", показанных в минувшие выходные в "Мастерской Петра Фоменко", второй, рассказывают, понравился всем без исключения. Я был на первом.

В спектакль вошли три сцены из самого начала, как и обещает название. Салон Анны Павловны Шерер, именины у Ростовых, Наташа с куклой, смерть старого графа Безухова, Лысые Горы, сборы Андрея Болконского на войну. В спектакле имеет место пролог - монолог Пьера о волнующихся и передвигающихся народах, о битвах. Но битвы Фоменко, кажется, волнуют меньше, чем, например, Сергея Бондарчука.

Спектакль складывается из сцен, в которых актеры "Мастерской..." играют по нескольку ролей. Не потому, что в труппе недостаток актеров, - именно так подчеркивается принцип чтения. Пьесы не было, инсценировка складывалась во время долгого и подробного чтения, а вернее, вчитывания в роман.

О работе над "Войной и миром" в "Мастерской Петра Фоменко" впервые заговорили, кажется, лет десять тому назад. Временами казалось, что все так и останется внутри, в виде лабораторного опыта, и никогда не будет предъявлено публике. Но, видимо, в работе все же был перейден Рубикон, после чего уже нельзя было не сыграть. Впрочем, все это - домыслы. В программке находим имена авторов инсценировки: сам Петр Фоменко, Евгений Калинцев, Галина Покорская...

Предчувствие каких-то главных и больших событий, сборы на войну, разговоры о двух гениях, злом и добром, Наполеоне и Александре, которым только предстоит схлестнуться, милые заблуждения и обаятельные предрассудки - вот что составляет предмет рассказа. Сцены - как наброски, наброски театральные и вполне живописные: вначале в двух рамах по краям неудобной, тесной (для домашней, не то что эпического размаха истории) двухъярусной сцены "Мастерской...", - два наброска к портрету. В обоих случаях выписаны только лица (художник - Владимир Максимов). Остальное приложится... Потом оба наброска повесят на стену, как уже готовые портреты, а рамы превратятся в свободно вращающиеся двери, через которые нельзя пройти иначе, как закрутив их, подобно мельничным крыльям. Жерновам истории...

Галина Тюнина в первой сцене играет Анну Шерер, в последней - княжну Марью Болконскую, а "между тем" - графиню Ростову. Она - и та, и другая, и третья, и еще немножко она - Галина Тюнина, играющая героинь Толстого. Уважительное отношение к слову Толстого не превращается в музейное разглядывание запыленных витрин. У Фоменко и в игре "фоменок" слово Толстого - живое, сиюминутное, легкое и обаятельное. И сами актеры, все, кажется, в чешках, опять юные, звонкие, легкие, что не мешает им время от времени говорить о чем-то серьезном. Но эти переходы пока удаются не всем.

Сам долгое время мыкавшийся без своего дома, Фоменко лучше всего изображает и показывает, и чувствует уют и неуют. Уют - и готовность к будущим сквознякам, которые высквозят не одни лишь дома, но и всю Европу.

Актрисы играют лучше, чем актеры. Пока. А среди актрис лучше других - Галина Тюнина, Ксения Кутепова и Полина Агуреева. В роли Шерер Тюнина мило пристраивает то туда, то сюда негнущуюся ногу. В роли Ростовой предстает закутанным в нечто бесформенное "человеком-горой" (костюмы Марии Даниловой). В роли княжны Марьи достигает почти трагических высот в совершенном молчании. В игре женщин прекрасны мелочи, замечательны детали. Маленькая княгиня в исполнении Ксении Кутеповой, любовно и осторожно придерживающая свой беременный живот, или ее же чтение-писание письма, уже в другом эпизоде и в другой роли... Паузы - то, что удается Тюниной и Кутеповой и неинтересно (пока) в игре Ильи Любимова (Андрей Болконский) и Андрея Казакова (Пьер).

Пока живые детали часто затмеваются вещами формальными: шаржи, карикатуры, впрочем, так любимые Фоменко (недаром любимая его актриса в Театре имени Евг. Вахтангова - Людмила Максакова, прекрасная именно в своем неестестве). Старый князь Болконский в исполнении Карэна Бадалова более всего похож на враля-барона из детской книжки, хотя ничем подобным вроде бы Болконский не отличается, а сцена за обедом с подачей - не-подачей супницы становится вставной репризой, когда переигрывание мешает "основным удовольствиям". До ухода Андрея на войну и до конца спектакля остаются считанные минуты.

Слез нет, хотя, наверное, должны быть.