Вам хочется танцев? Их нет у меня

ФЕСТИВАЛЬ еще не закончился. Впереди - "Кровать" и "Стая". Но это уже известные работы: "Кровать" и вовсе получила в прошлом году главную награду национальной театральной премии "Золотая маска". Именно этим спектаклем хорошо закончить "Pro-движение" - фестиваль современного танца, приуроченный к 10-летию "Класса экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова. Человека, создавшего и "Стаю", и "Кровать", и сам "Класс", и этот фестиваль, а кроме того - воспитавшего три четверти всех московских деятелей "контемпорари данс". Принцип "ствол и ветви" (то есть школа Абрамова и самостоятельные работы бывших абрамовских учеников), положенный в основу "Продвижения", - благостный внешний облик драматической ситуации, сложившейся после ухода Абрамова из "Школы драматического искусства" Анатолия Васильева. После этого часть абрамовцев осталась с Васильевым, часть - существует на вольных хлебах, делая разнообразные проекты. Сам Геннадий Михайлович набрал новую группу, с которой и работает, но уже давно мыкается без творческого дома, репетируя и играя где удастся, по случаю. Весной должна быть показана новая работа Абрамова со старыми учениками, ее заказали итальянские импресарио после успешных показов "Стаи" в Риме, Неаполе и Перудже. Бывшие соратники возвращаются к мэтру, но лишь для проектов под совместные зарубежные гастроли или - как в данном случае - для отмечания юбилея.

На спектаклях, проходивших "Под Крышей" Театра имени Моссовета, яблоку негде было упасть. Стулья в маленьком зале стояли с трех сторон, почти обнимая пространство сцены, снимая дистанцию между исполнителями и зрителями. Оттого все увиденное - и танцы в старом смысле слова, и контактная импровизация, и закрепленная импровизация, и актерская речь - казалось элементами глобального перформанса "нон стоп". Птенцы гнезда Абрамова на разные лады иллюстрировали любимый тезис учителя. (Цитата из Ломоносова, который задолго до появления аналогичных заявлений в XX веке сказал триста лет назад, что язык тела есть самый красноречивый способ говорить и, если б можно было разговаривать на нем в темноте, другого языка человечеству не понадобилось бы.)

С новой группой, набранной лишь два года назад, Абрамов показал спектакль "Дальше было раньше" - по циклу рассказов Хулио Кортасара "Истории из жизни Хронопов и Фамов". Из первоисточника заимствован принцип: два типа полуфантастических существ, живущих бок о бок и вступающих в некие полужитейские, полуирреальные контакты. Увиденное полностью соответствует самохарактеристике, данной Абрамовым на пресс-конференции. В новый "Класс" мэтр набрал молодежь буквально "с улицы", никогда не занимавшуюся какой-либо пластикой. Оттого первоочередной и главной задачей в занятиях стало "снятие коры комплексов с тела", простой выход на уровень невербального, пластического мышления. Для этого существует давно известный в учебном процессе театральный этюд, формирующий в актерском теле "не формальную, а искреннюю зрелищность". Спектакль по Кортасару - цепь таких пластических этюдов, в которых ученики демонстрируют приобретенные навыки работы с предметами (обручи, резиновые скакалки и огромные пластиковые сумки, в которые исполнители забираются целиком). Поскольку артисты неопытны, то и любимая Абрамовым "импровизация по заданной канве" здесь минимальна, артисты скорее пробуют танцевать современный балет, заранее выучив все что можно.

Многие постановки - "Надо" Романа Кислухина, "Сутра Камы" Константина Мишина, "Мне все ясень" женской группы "Плантация", "Что такое морская капуста" Кинетического театра, "Подорожник" и "Далеко, далеко" группы "П.О.В.С.танцы" - уже были показаны в других обстоятельствах (см. "НГ" от 28.12.2000 и 25.1.2001). Единственной, кроме абрамовского опуса, премьерой стал "Пейзаж" Василия Ющенко, исполненный им самим не в сокращенном, как ранее, а полном, почти на час, варианте. Это трагифарс - явный кандидат на номинацию в следующей "Золотой маске". Ющенко произносит тексты собственного сочинения, обращенные то к молчащему пианисту-импровизатору Одиссею Богусевичу, то к залу, то к периодически появляющемуся Деду Морозу, подарку судьбы (Олег Елисеев), - и импровизирует в репликах так же, как и в своих пластических монологах. Все зависит от звуков пианино Одиссея - и от сиюминутного настроения. Персонаж импровизатора - это в буквальном смысле Нечто. Объединенные в одном лице герои Чехова, Беккета и Венички Ерофеева, смесь человека в футляре, дяди Вани, последней ленты Крэппа и скорбного автора коктейля "Слеза комсомолки". Ющенко сменяет котелок и черное длиннополое пальто на ярко-красный шутовской костюм, раздеваясь догола (лишь котелок прикрывает то, что не принято показывать в приличном обществе), потом преображается почти в ангела, когда надевает длинную юбку со "встроенными" по бокам шестами, вздымающими полы юбки, как крылья. Его реплики безумны все вместе - и реалистичны каждая в отдельности (а может, наоборот - точны вместе и абсурдны поодиночке...). Владение телом высокопрофессионально, движения эмоционально точны (исходя из поданной ключевой реплики "Вам хочется танцев? Их нет у меня"). Общее настроение "Пейзажа" - преображение "хомо сапиенса" в "человека смятенного" и обратно. По принципу маятника и без остановок.