Настоящее время Гриши Брускина

- Между прочим, именно за перо - я сначала по старинке все писал на бумаге и только потом перепечатывал на компьютере. Причина же, по которой я начал писать книгу, вполне естественна, мне всегда хотелось записать самые разные события, в центре которых я оказался. Нужен был повод, и он нашелся - какое-то время назад меня попросили написать несколько текстов по поводу моих работ для монографии. Я писал о каких-то событиях, и мне стало интересно рассказать и о том, о чем разные люди, как мне казалось, вспоминали совершенно иначе, чем это было на самом деле. А это уже было важно в качестве исторического документа. Потом захотелось рассказать о том, что было до и что было после. Таким образом и получилась целая книга, которая представляет собой коллекцию мемуарных записок - я бы назвал это так. Я написал там и о раннем детстве, и о том, что происходит сейчас, посвятив свою книгу близким людям - моей жене Алесе, моим друзьям Соломону и Мариане Волковым. Именно Соломон, увидев какие-то мои первые записи, подбил меня продолжать.

- Книгу я написал на редкость легко - мне не надо было ничего выдумывать, и я точно знал, что хочу записать. Меня это занятие весьма увлекло, поэтому и писал с утра до вечера. Законы, по которым складывается произведение, для меня, в общем-то, сходны. Я книгу построил точно так же, как и свои визуальные работы. На самом деле в основе всего, что я делаю, лежит некая форма бесконечного произведения. "Фундаментальный лексикон" - типичный образец бесконечной картины, там две части, каждая состоит из 128 самостоятельных картинок, которые вместе складываются в произведение. Так же я построил свою книгу, которая представляет собой коллекцию примерно 350 текстов и сотни картинок. И принцип коллекции очень важен. Замечу, что там, конечно, есть и сюжет - моя жизнь. На мой взгляд, целостность в таком произведении достигается за счет того же, что и в коллекции жуков, бабочек, монет┘ Каждый текст напечатан на отдельной странице, причем это может быть и строчка, и полстраницы, а картинки - фотографии и мои работы - репродуцированы не как красивые цветные иллюстрации, а как документы.

- Форма получилась очень быстро. Хотя, честно говоря, начав писать, я вообще не имел никакого представления о том, что мне необходима какая-то художественная форма для моих историй. Я ведь их просто записывал. Мне только хотелось, чтобы они были короткими и ясными. Я быстро заметил, что повествование следует разбивать на фрагменты, на некие осколки, потом сообразил, что это принцип, который надо эксплуатировать и использовать дальше. Получилась строгая форма, и мне уже доставляло удовольствие играть внутри этой формы. Что-то из области игры в бисер, конечно. Я перфекционист, и для меня важны качество и чистота формы. В конце концов в книге я пытался сделать все то, что и раньше. Только теперь я обращал внимание на ритм, дыхание (или шелест переворачиваемых страниц), красные строки, отдельные слова┘

- Да все, что угодно. Прежде всего мной руководила потребность записать тот или иной эпизод. Начал я с истории московского аукциона Сотби в 1988 году - постольку, поскольку самое большое количество невероятных и неправдоподобных слухов я слышал в связи с этим событием. И я, кстати, привожу там все известные мне слухи и сплетни. Начиная с того, что у меня есть дядя-миллионер, и заканчивая версией о том, как спецслужбы ЦРУ таким образом пытались легально вложить деньги в СССР, чтобы организовать подрывную деятельность. Потом мне захотелось рассказать о том, что было до аукциона, и таким образом я дошел до детства и вернулся к сегодняшним дням - все эти истории казались любопытными не только для меня.

- Ну, иски будут на 100%, даже если бы я писал только хорошее. А если серьезно - я в принципе и старался писать только хорошее. Обычно, когда я читаю такого рода книги, мне не нравится, когда автор начинает сводить счеты со своими бывшими друзьями, конкурентами. Я готов в этот момент возненавидеть автора и возлюбить тех, кого больше всего обругали. А писать самому нечто подобное тем более неприятно. Поэтому, когда речь заходила о, скажем так, не очень положительных людях, я просто не называл их по имени. Пусть догадываются, могут и неправильно догадаться.

- Естественно, я хотел, чтобы это печатали в России, писал-то я на русском языке. Хотя и перевод почти готов. Закончив книгу, я как раз поехал в Москву по делам (замечу, что бываю здесь довольно часто) и получил предложение от двух издательств - в результате остановился на "Новом литературном обозрении". И я не ставил себе задачу сделать шикарное издание, качество печати должно было быть таким, чтобы читатель смог разглядеть мои картинки. А вот качество литературы - да, это была для меня важная задача.

- По техническим причинам сделать большую ретроспективную выставку в России очень сложно, у меня просто не хватит сил все это организовать, к тому же надо искать спонсоров - у музеев нет денег даже для того, чтобы застраховать работы. Легче сделать выставку какого-то одного проекта. Не могу, к сожалению, назвать точных сроков, но в планах - выставки моего фарфорового проекта в Москве и Петербурге. Дело в том, что в русской истории искусств было время в начале ХХ века, когда яркие и лучшие художники, не прикладники, а скульпторы и живописцы, работали с фарфором - Петров-Водкин, Кустодиев, Сомов, Добужинский, Малевич, Кандинский - ряд можно продолжать. И их работы - среди самых важных и драгоценных вещей в истории русского фарфора. При Сталине была соответствующая тематика, а в 50-е годы - так называемый мещанский период - зайчики, собачки┘ И все утекло в песок, серьезные художники этим не занимались, производство пришло в упадок. У меня была идея - поехать на один из фарфоровых заводов, найти мастеров и сделать интересный проект. Я приехал на знаменитый Кузнецовский завод, нашел мастеров, научил чему-то их, они, соответственно, - меня, и мы вместе сделали потрясающий проект. Уже были две выставки - в Нью-Йорке и Цюрихе, и мне интересно показать это и в России.

- Я бы назвал свою позицию "мерцающей". С одной стороны, я участвую в международном культурном процессе, мои персональные и групповые выставки проходят в галереях и музеях Европы, Америки. Иными словами - у меня здесь идет полноценная художественная жизнь. Но с другой стороны, я не стал американским художником, более того - никогда не стремился им стать, поскольку приехал сюда в зрелом возрасте, сформировавшись уже как художник, и мне захотелось остаться тем, кто я есть. Но многие мои друзья-художники теперь живут в Германии, во Франции, в Америке. С моей точки зрения, русская культура существует не только в России, она - по всему миру. Трудно, к примеру, представить ее без Бродского или Довлатова. Я все-таки чувствую себя отчасти своим, когда приезжаю в Россию.

- Я бы не назвал свои проекты экспериментами, книга для меня - один из проектов в ряду прочих. Я не потерял время. Для меня в принципе не важен материал, просто вместо красок были слова. И мне не надо было выдумывать, то есть становиться писателем, а значит, заниматься другим трудом.

- Я не тоскую, у меня на это просто нет времени. И мне есть чем заполнить свою сегодняшнюю жизнь. Конечно, мы были тогда моложе, а испытывая давление со стороны, попадая в разные переделки с КГБ, мы отстаивали нашу свободу, жили не так, как хотели они. Но если у человека жизнь только и состояла в этой борьбе, которая окрашивала героизмом его жизнь, наверное, уехав, он действительно что-то потерял. А если у тебя есть какое-то важное дело и ты продолжаешь заниматься им, то нет смысла тосковать. Мне сейчас интересно жить не меньше, чем тогда.