Триумф Татьяны Дорониной

Татьяна Доронина и Олег Табаков. В центре внимания - подарок.

"Впервые на сцене Дома актера - Татьяна Доронина", - произнося эти слова, директор Дома Маргарита Эскина была счастлива. И было чему радоваться: столько сил положили на то, чтобы уговорить Доронину провести этот вечер, выйти на сцену Дома актера и наконец вызволить из того уединения, в котором держится она последние годы. Точно в обороне, хотя временами это сравнение теряло "художественность": ей действительно приходилось обороняться от разных обвинений, среди которых наиболее невинными были упреки в художественном консерватизме. Столько сил приложила Людмила Чернавская, чтобы свести снова вместе Доронину и Романа Виктюка, чтобы среди гостей, помимо московских знаменитостей, оказались Кирилл Лавров, вдова Товстоногова и сестра Стржельчика, которые приехали специально - поприветствовать и поддержать...

Большой зал (хотя первоначально вроде бы предполагалось более камерное мероприятие) был переполнен, публика стояла в проходах и "подпирала стены", еще до начала преисполненная ощущением значительности события. Вечер Дорониной - событие, причем не только театральное: вдруг - то словом, то вскользь оброненной улыбкой - рушились годами "возводившиеся" стереотипы и легенды. Маргарита Эскина не раз говорила, как ей хочется, чтобы Дом актера сдруживал, а не ссорил людей, и доронинский вечер - лишнее тому подтверждение.

Специально для вечера в Доме актера и специально для Татьяны Дорониной Роман Виктюк срепетировал довольно длинную сцену из "Сладкоголосой птицы юности" Теннесси Уильямса. И эта деталь также выводила этот вечер из общего ряда.

Предваряя Уильямса, режиссер (в свойственной ему витиеватой и метафорической манере) успел сказать про "беззастенчивый романтизм" драматурга, про его же, Уильямса, "серьезный театр"... Романтизм (как раз такой, о котором говорил Виктюк) и серьезность как театральные, художественные (и жизненные, кажется, тоже) идеи - все, что близко и самой Дорониной. Сюжет "Сладкоголосой птицы юности", и даже сюжет, если можно так выразиться, отдельных ее реплик замечательно (местами - слишком публицистично) ложился на судьбу актрисы, обнаруживая переклички. "Я не всегда была таким чудовищем!" - говорит у Уильямса Александра. Доронина никогда не была чудовищем, но чудовищем ее не раз пытались представить "посторонние театру люди" (по слову выступавшего на вечере критика). Зрителям до этого дела не было, но в так называемой театральной среде демонический образ как-то прижился. И многим стал удобен.

Старейшая актриса Театра Революции, ныне - имени Маяковского, Татьяна Карпова, сама окруженная легендами, свидетельствующими по крайней мере о сложности судьбы, говорила как раз о доброте Дорониной. Она рассказала замечательную историю, как когда-то на гастролях в Одессе после спектакля Доронина встретила ее и пригласила к себе. В ее комнате был накрыт стол, и с 11 вечера до 11 утра они говорили и говорили, и Доронина читала ей стихи. Перед этим вечером, тут же добавила Доронина, Карпова вводила ее в свой спектакль, на свою роль.

Вечер в Доме актера располагал к размышлениям на животрепещущие для театральной среды темы. Например, как случилось, что "посторонние театру люди" получили такую власть над умами, что такое террор среды, и как далеко распространяется его власть, если до сих пор из тех или других "демократических уст" можно услышать совет сторониться МХАТа на Тверском... Во все годы столичного "профессионального неприятия", попытки забвения Доронину продолжали по-прежнему любить в родном ей Ленинграде и в родном БДТ, встречали, как свою (так же, как и Сергея Юрского, который для ленинградской публики - неизменный любимец). То ли не хотели вмешиваться в чужую им московскую жизнь, то ли действительно издалека лучше видели и не считали ее виноватой ни в разделе МХАТа, ни в иных политических или художественных "грехах". Теперь наконец выдалась счастливая возможность высказать ей "московскую" любовь "в лицо".

И другие, уже чисто театральные мысли и темы. Что бывает, когда Виктюк берется за хорошую литературу. Ведь о любви взрослых женщин и молодых людей, начинающих карьеру, Виктюк поставил уже немало спектаклей (только об этом, кажется, и ставит, если иметь в виду его внимательное отношение к актрисам-звездам). Но вот Уильямса среди них, к сожалению, не было. Что бывает, когда Виктюк работает с великой актрисой. И что может быть, если Доронина снова начнет работать с хорошим режиссером. Для нее, для ее театра было бы счастьем, если бы стало возможным довести работу до конца, то есть выпустить полноценный спектакль.

В связи с отрывком, который она сыграла с Валентином Клементьевым, можно говорить о бесстрашии Дорониной, решившейся сыграть такую длинную сцену на нетеатральных подмостках. Хотя бесстрашной (то есть без красивостей и в этом смысле без оглядки на чьи-то, возможно, пострадавшие представления о приличиях) можно назвать и ее игру, какой почти не встретишь в ее родном театре, куда большая режиссура почти не заглядывает.

Пока актриса коротко отдыхала, на экране, один за другим, шли как будто чудом сохранившиеся фрагменты из спектаклей и репетиций "Варваров", "Идиота", "104 страниц о любви" Эдварда Радзинского (который тоже сидел в зале). Комментируя старые черно-белые пленки, критик Вера Максимова обращала внимание на потрясающую простоту игры, лишенную экзальтации, на сложность игры, которую культивировал Товстоногов, сколько нюансов и деталей "проскальзывало" за одну минуту сценического времени. Как умела и любила шалить она на сцене. Такою, кажется, Доронину в Москве уже и не видели.

В Доме актера Доронина позволила себе и озорство и даже немножко похулиганила. Из Есенина и Цветаевой выбрала те стихи, которые "ложились на ее судьбу" ("Мне нравится, когда каменья брани летят в меня..."), а из раннего Евтушенко ("он тогда еще писал стихи", между прочим, откомментировала Доронина) выбрала стихотворение "Сосулька": "Каждый будет думать о ком-то своем, а я знаю, о ком я буду читать эти стихи". У Евтушенко они заканчиваются просьбой к сосульке: "И упади на голову плохому человеку". Зная мемуары Дорониной, зная саму Доронину, кажется, не составляет труда догадаться, кому именно она посвятила это чтение.

Виктор Розов назвал Доронину роскошной актрисой, каких "у нас чего-то не хватает", и поблагодарил за то, что "воскресила из мертвых древние мои пьесы". Среди нескольких выступлений наибольшую радость вызвал выход Табакова, который ради такого случая сорвался с больничной койки. Олег Павлович начал с похвалы Дорониной, что та "читает стихи гораздо короче, чем Козаков. Он обычно кончает в начале первого". Потом, перемежая слова объятиями и поцелуями (чему одинаково были рады и на сцене, и в зале), Табаков вспоминал былые дни, когда, выходя на сцену, Доронина заставляла актеров вспоминать, что они не в последнюю очередь мужчины.

Не пропустив болезненной истории раздела, Табаков, тогда стоявший по другую сторону баррикад, назвал поступок Дорониной мужским, поскольку она заступилась за тех, кто вдруг оказался не востребован. Татьяна Васильевна тут же "зацепилась": "Ты же сказал - женщина, это был женский поступок!" ("О разделе напишут образованные женщины", - "ретировался" Табаков и подарил совершенно обалдевшей от этого Дорониной что-то, как всегда, дорогое - "от Сваровского".)

На сцене царила атмосфера вольного актерского братства и актерского же перешучивания друг друга. На знакомые мелодии Доронина пропела куплеты Эскиной, Виктюку, Юрию Яковлеву, Лаврову, Вячеславу Зайцеву... Зачитали несколько поэтических и прозаических посланий от Александра Лазарева и Светланы Немоляевой, у которых в этот вечер был спектакль, от Валентина Распутина. Геннадий Хазанов пришел с корзиной цветов, которую вынес на сцену Виктюк, и величаво заявил, что рядом с Дорониной "понял, как глупы все споры о символике России". Андрис Лиепа начал с того, что хотел быть оригинальным и подарить три тополя, но не нашел саженцев: "Буду банальным, как все балетные", - и преподнес букет роз и танцевальное "подношение" - из пока не написанного никем балета "Вишневый сад".

Вечер закончился традиционным "групповым снимком", запечатлевшим героиню в кругу старых и, может быть, новых друзей.