Рок против театра

	Отец Орфея (Юрий Нифонтов) и Орфей (Владимир Епифанцев): кроха-сын к отцу пришел. Фото Михаила Гутермана

КОГДА Сергей Соловьев хотел снимать новую киноверсию "Анны Карениной", он предложил роль Вронского Константину Кинчеву. Не помню точно фразы, сказанной Кинчевым, но он был готов согласиться только в том случае, если в сценарий впишут нецензурные выражения. Неосуществленная идея Соловьева соединить традиционную культуру и субкультуру в одном произведении искусства была на днях реализована в Российском молодежном театре, когда роль Орфея в премьерном спектакле по пьесе Жана Ануя "Эвридика" сыграл актер, режиссер, рок-бунтарь и шоумен Владимир Епифанцев.

Многое отделяет нынешнюю премьеру от первоначального замысла. Постановку должен был осуществить француз Дени Криеф (в позапрошлом сезоне он поставил для театра "Геликон-опера" "Иоланту"), но окончательный вариант спектакля принадлежит московскому режиссеру Юрию Урнову. Участие Владимира Епифанцева - тоже шаг, предпринятый в самый последний момент.

Тем страннее впечатление: без брутального исполнителя роли Орфея спектакль лишается не то чтобы соли, но плоти. Действие начинает своего рода видеодосье героя, развернутое на широком киноэкране, - в бешеной динамике ультрастиля дэд-металл (не уверен в точности этой дефиниции, но для большинства читателей понятно, о чем идет речь): сменяют друг друга фрагменты концертных выступлений и клипов реальной группы "Los Chikatilos": Орфей-Епифанцев изматывает в клочья плюшевый манекен, бросается в партерную толпу беснующихся фанатов, рвет на себе одежды - и все прочее в таком же агрессивном, злобном духе. Впечатляет... особенно тех, кто видит такое впервые. А тех, кто не впервые, - тоже впечатляет хотя бы тем, что теперь видишь такое и в театре, которому понятие ритма не чуждо.

Первые же минуты зрелища уверяют нас в том, что мы пришли в Российский молодежный театр не зря и видим настоящий тинейджеровский спектакль (если совсем по-русски - "для детей старшего школьного возраста"). Здесь процветает и характерный для этого возраста конфликт с родителями, в котором дети грубы и хамоваты, а родители безвольны, требовательны и непонятливы. Орфей и Эвридика (Екатерина Волкова) уходят из их неискреннего, ветхого мира (изображается уродливый бальный танец под музыку а-ля Петр Лещенко) со словами: "Мне ненавистна эта их жизнь с сюсюканьем, вкусной едой, после которой трахаются". Молодежь, конечно, позже тоже будет трахаться - голодной, но зато в видеоварианте, не отличающемся особым эротизмом. Орфей покажет этим туповатым взрослым свой метод общения - в замысловатом танце монаха Шаолиня, с напряженными мускулами он доходчиво объяснит, кто здесь хозяин. В ту же секунду Эвридика его полюбит.

Наивная поначалу Эвридика, конечно же, окажется шлюхой, а опытный Орфей - наивным, и именно ревность заставит Орфея взглянуть на нее в аду. Создатели спектакля используют экстремальное искусство и экстремальные способности Владимира Епифанцева, чтобы создать спектакль с сентиментальным и неэкстремальным смыслом (любовь - хорошо, ревность - плохо). Здесь неиспользованную, избыточную энергию авангарда преобразуют на пользу коммерческому искусству. Жалко Владимира Епифанцева, который не замечает, что из лидера московского экстремального "Прок-театра", уникального в своем роде, превращается в игрушку шоу-бизнеса.

В "Орфее и Эвридике" не больше авангардной смелости, чем в "Ромео + Джульетта" База Лурмана - и там и здесь с помощью броских форм субкультуры пытаются разговаривать с молодежью на их языке. В этом смысле спектакль, равно как и фильм, не может не стать культовым. Дирекции стоит выпустить на компакт-дисках саундтрек, фото полуобнаженного Епифанцева продавать в фойе, а костюм Эвридики (юбка, переходящая в брюки, салатные бантики) и манеру сидеть-говорить признать достойными подражания.

Только эта "субкультурность" спектакля позволяет нам условно не замечать очень и очень плохой игры всех актеров в спектакле, проблем с дикцией, движениями, одеждой. Ведь мы вряд ли смогли бы упрекать некоторых рок-певцов в том, что слух нередко изменяет им, или, к примеру, Владимира Высоцкого - в том, что его владение гитарой не безупречно и уж точно не виртуозно. Сила воздействия здесь гораздо важнее техники исполнения.

И здесь, наверное, кроется причина очевидной неудачи спектакля - в тотальном отсутствии градуса воздействия, в бессилии новых героев вынести груз своей "культовости". Екатерине Волковой не хватает таланта и обаяния, Владимиру Епифанцеву - искренности и той душевной тонкости, которая, помнится, проглядывала в спектакле "Ромео и Джульетта" на "Фабрике кардинального искусства" и в постановке Сергея Женовача "Зимняя сказка" (РАТИ), где Епифанцев играл роль короля Леонта.

Перед финалом Эвридика говорит Орфею: "Ты был героем два дня. Теперь ты свободен". Здесь тема тинейджеровского восстания на мир взрослой пошлости приходит к своему естественному завершению. На всем протяжении спектакля из двух красивых, молодых, бесстрашных детей вырастают, воспитываются новые герои. Предвоенная пьеса Жана Ануя "Эвридика" тут играет на руку. Современные Орфей и Эвридика нашли, заметили друг друга в толпе. И мистическое совпадение их имен, навечно вписанных в "книги судьбы", укрепляет их любовь.

Режиссер спектакля не скрывает и еще одну цитату из Сергея Соловьева. Подобно Виктору Цою в "Ассе", выходящему из чиновничьих коридоров прямиком на многотысячный концерт, новый герой Орфей, в одиночестве изгнанный из ада, точно так же, спиной к зрительному залу, выходит на концерт, к своей публике. Теперь он будет петь миллионам о том, как потерял свою Эвридику. Рок-н-ролл всегда произрастает из ощущения трагедии и раскола. Легко ли быть молодым?