Поэт, вернувший песню

	Михаил Исаковский. 1955 год.

ПОЭТИЧЕСКОЕ наследие Михаила Исаковского в своем объеме весьма скромно - за те полвека, что он занимался литературой (а началом своей литературной деятельности сам он считал 1924 год), им написано всего около двух с половиной сотен стихотворений. И диапазон его поэтического голоса вроде бы невелик: формально поэтика Исаковского вписывается, с одной стороны, в традиции народного песенного, то есть устного, творчества, а с другой - продолжает восходящую к этим традициям линию в литературе (Кольцов, Некрасов, Никитин, Орешин), но и в русле этих традиций Исаковский далек от того, чтобы охватить всю их ширину или достать до архаических глубин... И тем не менее этого с лихвой хватило для того, чтобы стать - и совершенно по праву - одной из самых ярких, можно даже сказать, феноменальных фигур в истории советской поэзии...

Еще любопытный факт: с 1927 года, когда был издан сборник стихов "Провода в соломе", до 1949 - то есть за более чем двадцать лет - у Исаковского не выходит ни одной новой поэтической книги. И совсем не потому, что новых стихов нет: именно в это время создается большая часть его стихотворений, а сам он становится наиболее признанным в глазах литературной критики тех лет "поэтом новой деревни" (не говоря уже о двух Сталинских премиях 1-й степени - 1942 и 1948 годов). Вот тут-то и есть главная загадка этого феномена Исаковского: не только критика, не только власть - главное, что и сама деревня (новая она или не очень - не важно), и село, и город действительно по-настоящему признали Исаковского, даже и не всегда зная, может быть, его имя. Другой поэт, Николай Старшинов потом писал:

"Соседи наши привезли из Москвы патефон, а с ним самые новые пластинки. И вот по вечерам зазвучало:

Половина села мгновенно сбежалась на звуки этих песен. А уже через несколько дней все село распевало их, так естественно вошли они в репертуар деревенских запевал..."

Здесь действительно много любопытного. И то, что "поэт новой деревни" приходит в эту самую деревню, мало того, что с "электрической" частушкой, еще и в совершенно новой и даже, говоря сегодняшним языком, авангардной форме - на патефонной пластинке, но при этом свободно и естественно перекочевывает "в репертуар", да так, будто всегда там и был. И то, что стихи Исаковского, воспринимаемые совершенно неотрывно от музыки, тем не менее "текстами" песен не назовешь, они полноценно осуществляются именно как стихи, как литература, - две традиции: устная, песенная, и литературная, письменная, оказываются у него (в такой степени едва ли не только у него) в ситуации, так сказать, "равноденствия"... И то, наконец, что в этой равновесно-двучастной поэтике Исаковского, может быть, завершился некий цикл в отношениях "народной стихии" и литературы: если уже названные предшественники Исаковского народную традицию вводили в литературу, создавая тем самым традицию новую, именно литературную, то с Исаковским получилось прямо наоборот: эту созданную и развитую предшественниками литературную традицию он отпустил гулять обратно, создав из нее теперь уже новую (в отличие, например, от некрасовских "Коробейников") народную песню, освоившуюся и с реалиями, и с интонациями, которых до того в ней не было...

Можно, конечно, возразить, что многие стихи, скажем, Есенина тоже стали песнями, но все же ситуация здесь принципиально иная. Есенин - "всенародно любимый" поэт, его могут любить даже те, кто поэзию вообще не любит. На каждом слове стоит клеймо его личности и судьбы, и когда поют, например: "Ты жива еще, моя старушка?" - поют именно Есенина. О Михаиле Исаковском всего этого не скажешь. Поют и любят "Катюшу", "Ой, цветет калина", "Снова замерло все до рассвета", "Огонек", не всегда и вспоминая, что это - Исаковский...

Песня, даже если она совершенно новая как жанр, все же, довольно узка и вряд ли неисчерпаема, во всяком случае, для одного поэта...

Сразу после Великой Отечественной войны Исаковский начинает работу над "Сказкой о правде" - поэмой о хождениях русского мужика Савелия по свету в поисках правды и счастья и о том, что настоящая Правда, которую он в конце концов находит, не красива, а "сурова, горька", - потому и забыта всеми. Но в 1946 году, когда "Сказка" была уже закончена, разносу подверглось его (тоже достаточно суровое и горькое) стихотворение "Враги сожгли родную хату..." - и публиковать "Сказку" Исаковский не решился (опубликована через четырнадцать лет после смерти поэта в журнале "Знамя" # 10,1987). С начала 50-х годов Исаковский пишет все меньше и меньше стихов. Но все больше в них горечи и печали.