Болдинская осень

	Нижегородский оперный дом. Фото Владимира Шохина

НА ЗАПАДЕ все солидные оперные фестивали (Зальцбург, Брегенц, Оранж, Савонлинна, "Арена ди Верона", etc.) происходят в летнее время и, заметьте, не в столицах, а в провинции. На Руси оперные празднества (за исключением петербургских "Белых ночей") разворачиваются тоже вдали от столичного бомонда, но, как правило, поздней осенью и зимой, что вполне соответствует расхожим среднеевропейским представлениям о нашей холодной заснеженной стране с "такой горячей культурой".

Разомкнутое живописное пространство болдинского пейзажа открывается взору безысходно урбанизированных горожан как некое откровение свыше - слава богу, еще остались у нас благодатные святые места. Благодаря тому, что с 1830-го по 1834 год Пушкин "застрял" в своем родовом имении Болдине, русские композиторы (и наш музыкальный театр в их лице) получили такие вдохновенные импульсы, как "Моцарт и Сальери", "Каменный гость", "Скупой рыцарь", "Домик в Коломне" (опера Стравинского "Мавра"), "Анджело" (опера Кюи), "Медный всадник" (балет Глиэра)...

Когда-то имя великого поэта земли русской носили сразу два оперных театра СССР - Молдавский и Горьковский. Сегодня многое в нашей жизни изменилось, в том числе географические и театральные названия. Но Нижегородский театр по-прежнему, независимо от юбилея, гордится именем Александра Сергеевича на своем фасаде и в этом году провел уже тринадцатый по счету пушкинский фестиваль оперного и балетного искусства "Болдинская осень". Раньше в фестивальной афише можно было увидеть, например, "Тоску", "Травиату" или "Лючию ди Ламмермур". В последние годы театр задался целью представлять пушкинский репертуар в гораздо более незамутненном виде. С этой точки зрения оперная программа-99 удалась с точностью до буквы (все названия - "Онегин", "Пиковая", "Мазепа", "Борис Годунов", "Ай да Балда!" - пушкинские). Из трех балетных спектаклей только один был, что называется, на тему - "Бахчисарайский фонтан". Буква буквой, но не в ней, наверное, дело, ведь, скажем, тот же "Щелкунчик" или "Травиату" можно поставить "по-пушкински" - дело лишь в нашей с вами фантазии. Театр фактически добился "чистоты" в пушкинской афише во время фестиваля, но, с другой стороны, совсем лишил своих зрителей излюбленных западных шлягеров. Тут трудно что-либо советовать, поскольку дилемма - Пушкин или интересы публики - поистине гамлетовская.

Нижний встречал ядреным морозцем аутентичной русской зимы. Старинный город со славным купеческим и капиталистическим прошлым поражает воображение путешественника. Сразу и навсегда влюбляешься в богатырскую красоту средней Волги, в эти бескрайние просторы, в величавое кольцо Кремля, в зубчатые башенки знаменитой ярмарки и в строгую белизну храма Христа Спасителя. И вспоминается: "Глянуть с Нижнего, со крутой горы..." - из "Чародейки" Чайковского.

Театр в городе юности Горького вряд ли можно отнести к числу архитектурных достопримечательностей, несмотря на то что это бывший Народный дом, на открытии которого пел Шаляпин. Скромная, в духе индустриальной архитектуры 30-х годов, постройка очень напоминает какой-нибудь ДК судостроителей: фасад выходит на людную трамвайную остановку. Обстановка внутри тоже не слишком отвечает обывательским представлениям о респектабельности оперного мира, зато здесь весьма уютно обычным гражданам, лишенным возможности одеваться в меха, бриллианты и смокинги.

Директор, а точнее, хозяйка театра Анна Ермакова (о таких сильных женщинах любил писать Алексей Максимович) с болью в голосе поведала, что по своим конструктивным характеристикам здание, в котором театр работает с 1935-го, по определению непригодно для жизнедеятельности оперно-балетного коллектива. Власти предлагают фундаментальную реконструкцию старого здания, в ответ директор пытается убедить власти, что постройка нового театрального здания в другом месте (приспособленного, красивого снаружи и внутри) обойдется бюджету примерно в такую же сумму, ну, может быть, чуть больше.

Нижегородский оперный уверенно стоит на консервативных позициях. Здесь, возможно, и хотели бы поэкспериментировать с современной режиссурой и раритетными названиями, но - увы или ура, не знаю - театр вынужден считаться с несколько ретроградными вкусами населения. Поэтому - апробированный, шлягерный репертуар, предпочтение русским авторам, ориентация на постановочную технологию "большой оперы" в духе народных музыкальных драм Мусоргского и "Пиковой дамы" с густо населенной массовкой и декорациями Федоровского. С оперным "эпосом" мирно сосуществуют оперетты Кальмана и нечто ориентально-экзотическое (в данном случае балет Амирова "Тысяча и одна ночь"). Некоторое время назад спектакль режиссера Владимира Агабабова "Скупой рыцарь" по опере Рахманинова исчез с афиши из-за того только, что был решен современными выразительными средствами (Альбер - рокер в коже, Иван - охранник-качок с дубинкой-демократизатором, Барон - собирательный вариант тирана, смесь Берии с Хрущевым, Герцог - новый русский в зеленом пиджаке и с сотовым телефоном, безмолвствующий народ, ползающий за сеткой рабица, - обыкновенные бомжи). Оффенбаховские "Сказки Гофмана" так и не дошли до премьеры, поскольку возникло опасение, что "народ не поймет" столь гурманской оперы.

В патриархальном контексте Нижегородского театра новый спектакль московского режиссера Ольги Ивановой "Евгений Онегин" выглядит как компромиссное балансирование между традицией в ее кондовом варианте и умеренной новацией. Но даже и этого, в общем-то, весьма невинного экспериментирования было достаточно, чтобы вызвать вокруг театра бурю споров, интриг и, вы не поверите, скандалов. Видимо, это и дало основание газете "Культура" назвать спектакль "маленькой революцией в Нижегородской опере". А всего-то ничего - режиссер просто-напросто попыталась последовать замыслу Чайковского и представить хрестоматийный опус именно как лирические сцены. В ее интерпретации "Евгений Онегин" стал "Сном Татьяны" - Иванова работает в манере импрессионистских наплывов (сны, видения, воспоминания Татьяны) с использованием техники кинематографических крупных планов и стоп-кадров. Аскетичная сценография Эдуарда Кочергина (задник в виде зеленых обоев, намекающий на некую среднерусскую растительность, неизменная колоннада-полуротонда, критический минимум служебной бутафории) начисто лишает спектакль привычной махровости. Вот и вся буря (в стакане воды).

Фестивальному спектаклю неимоверно повезло с Онегиным. Баритон из Большого театра Игорь Тарасов, выросший за последние два сезона из подающего надежды молодого человека в настоящего артиста, "взял" зал с первой попытки. Искусство лирической интонации, умение вести фразу красиво и деликатно - все это новые черты, удачно дополнившие блистательные внешние данные певца. Осмысленность работы Тарасова проявлялась, в частности, и в том, что интересно было смотреть, как он слушает других, как реагирует. Единственным барьером на пути к совершенству остается пока проблема с крайними верхними нотами, из-за чего сакраментальная фраза про жалкий жребий звучит не по-царски.

Нижегородский театр всегда располагал неплохим певческим составом. Тринадцатая "Болдинская осень" подтвердила эту репутацию. Трогательным (правда, несколько "старуватым", как говорят в Малороссии) Ленским был Михаил Ларин. Молодая Наталья Черток, обладая весьма ординарными вокальными параметрами, сумела быть чистой и сильной Татьяной. Мягкое лирическое меццо и солидный облик Елены Шевченко, только что вернувшейся в родной театр из Перми, ассоциируются с какими угодно образами, только не с "вострушкой" Ольгой - действительно, в партии Марины Мнишек артистка была вполне на месте, хотя, конечно, гурманам и тут не хватало остроты, импозантности и "драматичности" звучания.

Каждому театру хочется иметь в своей копилке если уж не подлинник, так хотя бы копию "большого стиля". Таков нижегородский "Борис Годунов" в оркестровке и редакции Римского-Корсакова, в декорациях, созданных по мотивам Федоровского. В титульной партии "маленький нижегородский Шаляпин" бас-баритон Владимир Ермаков рисует образ преступного, мучимого раскаянием царя-грешника. В его Борисе действительно сквозит что-то злодейское, буйное, разгульное, я бы даже сказал, разбойное. Впечатляюще, правда, несколько злоупотребляя аффектацией, провел любимец публики сцены галлюцинаций и смерти. Отличное впечатление произвел в роли Варлаама Владимир Ситников (в прошлом солист Бакинской оперы) - настоящий бас, умный, интеллигентный. Острой характерностью, доходящей порой до карикатурности, пронзительным звуком и бешеной энергией наделил Самозванца Александр Дедик, в прошлом солист Кировского театра.

На летних гастролях Большого театра в Лондоне старый "Борис Годунов" имел оглушительный успех. Англичан привело в восторг умение русских сохранять в целости и невредимости главные шедевры своего театрального музея. То же самое покоряет и в стремлении Нижегородского театра сберечь знакомое старое. Хорошо, что этот музей - живой.

Нижний Новгород-Москва