Антон Мардасов
«Демократические силы Сирии», по расчетам Москвы, будут теснее работать с Дамаском. Фото Reuters
Совершенно очевидно, что Россия не оставляет попытки нарастить геополитические мускулы на Ближнем Востоке, и потому она проявляет новые миротворческие инициативы в Сирии, которые по большей своей части основаны на закулисных переговорах. Их результаты – самые разные.
Так, 25 сентября премьер-министр Турции Бинали Йылдырым заявил, что его страна, а также Россия и Иран работают над установлением новой зоны деэскалации в сирийском городе Африн, который населен преимущественно курдами. Кстати, тот факт, что об этом заявила именно турецкая сторона, весьма показателен. Потому что еще два месяца назад она не скрывала своих претензий на 41 объект на юге и востоке кантона Африн, якобы используемых отрядами Сил национальной обороны и аффилированных с Рабочей партией Курдистана.
Но что будет, если в районе Африна появится пятая (и, возможно, не последняя) зона деэскалации? Курды автоматически будут включены в переговоры в Астане. А вовлечение их в диалог для Москвы, как для инициатора «евразийской» переговорной площадки, означает несомненный успех, потому что в таком случае в диалоге будет участвовать больше игроков. И по сути, будет сломлено сопротивление турецкой стороны.
Для Вашингтона это возможность продвинуть интересы курдско-арабского альянса «Демократические силы Сирии» (ДСС), чтобы иметь больше инструментов для давления на Дамаск и легитимизировать свое присутствие в стране.
Для Турции это демонстрация политической гибкости, хотя перемена взглядов будет очередной имиджевой потерей.
Для Дамаска и Тегерана это повод продекларировать заранее невыполнимые условия, часть из которых будет пытаться реализовать Москва.
Деконфликтация не значит деэскалация
Несколькими неделями ранее, а именно 6 сентября, в прессе появилось сообщение начальника Главного оперативного управления Генштаба ВС России генерал-полковника Сергея Рудского. Он заявил: для предотвращения провокаций и возможных столкновений между отрядами формирований Свободной сирийской армии, находящимися на севере Сирии, и курдским ополчением в районе сирийского города Тель-Рифаат создана зона деконфликтации. В ней курдские вооруженные формирования сменили подразделения сирийских правительственных войск и российской военной полиции.
Эта зона деконфликтации на карте российского Минобороны получила порядковый пятый номер. Но ее не стоит путать с четырьмя зонами деэскалации, которые были предложены Россией на переговорах в Астане и были закреплены на площадках в Аммане и Каире. По сути, в этом году уже создавалась зона деконфликтации на севере Сирии в районе города Манбидж. Это происходило в феврале, когда для предотвращения расширения турецкой операции «Щит Евфрата» в селах к северу и западу от города был введен американский спецназ, а через несколько дней по соглашению России и Военного совета в Манбидж была отправлена колонна российских войск с гуманитарной помощью и там были размещены сирийские пограничники, которых вывели оттуда в июне. Также имели место линии деконфликтации, которые проводились Россией и Турцией по трассе М4 во время боевых действий в районе города Аль-Баб или Россией и США – по очерчиванию 80-мильной дуги между курдскими ополченцами и сирийским режимом через Аль-Караму в провинции Ракка.
Очевидно, что зону деконфликтации от зоны деэскалации отличает ее временный характер. Даже в случае создания зоны деэскалации в Африне не исключено, что формирование буфера в районе Тель-Рифаат – это попытка выстроить четкую последовательность действий, а не исключение полностью сценария турецкой операции по ослаблению курдских отрядов в районе Африна. Турецкая угроза может быть использована для давления на курдов, так или иначе дрейфующих в сторону США. А в случае ожидаемого вторжения Анкары в Идлиб из провинции Хатай для формирования новой буферной зоны, то есть оттеснения от границы и лишения источников жизнеобеспечения отрядов радикальной коалиции «Хайат Тахрир аш-Шам», Тель-Рифаат гипотетически может стать коридором, соединяющим две турецкие зоны влияния (в Идлибе и на севере Алеппо).
Прицел на «Демократические силы Сирии»
Вывод отрядов из зоны деконфликтации в Тель-Рифаате для курдов не очень большая территориальная потеря, потому что это арабские поселения, и еще в мае «Демократические силы Сирии» даже вели переговоры о передаче этих населенных пунктов «Бригаде аль-Мутасим» Сирийской свободной армии. Тем не менее сирийские и российские военные в этом районе позиционируются как защитники курдов от протурецких сил. Это приобретает особый смысл на фоне территориальных потерь «Исламского государства» (ИГ, запрещено в РФ) на востоке страны и гонки за территориальный контроль и нефтяные месторождения там проправительственных формирований и ДСС, поддерживаемых США.
К слову, этот очередной сирийский «стрит-рейсинг» в риторике Москвы имеет очевидный политический смысл, однако получится ли у России в среднесрочной перспективе конвертировать успех на левом берегу Евфрата в периферийном районе Сирии – большой вопрос, поскольку на этот район претендует Тегеран, который намерен создать подспорье «воздушному мосту» – сухопутный коридор через Ирак и Сирию в Ливан.
Чего хочет в данном свете Москва? Очевидного: включить в политический процесс урегулирования сирийского кризиса курдов, но так, чтобы они были более сговорчивыми в диалоге с режимом Асада в условиях присутствия США в Сирийском Курдистане. Расчет, видимо, делается на то, что со временем курдам, арабским племенам и другим этническим группам в ДСС придется все плотнее и плотнее взаимодействовать с Дамаском. В последующем возможно заключение соглашений и даже создание зон деэскалации на контролируемых альянсом территориях. В данной ситуации определенную роль может сыграть движение «Завтра Сирии», которое было посредником на переговорах между Россией и оппозицией в Каире. Лидер движения Ахмад Джабра – представитель арабского племени шаммар, возглавляет также военное крыло «Завтра Сирии» – «Элитные силы Сирии», которые хотя и присоединились к кампании ДСС, тем не менее не входят в состав структуры.
Для всех гарантов перемирия в Сирии, включая Турцию, выгодно включение курдов в астанинский формат. С одной стороны, это легитимирует их как игроков, с другой – с ними так или иначе все равно придется договариваться. Курды, во-первых, склоны к сепаратизму. Во-вторых, за время боевых действий с ИГ они набрали достаточно политических очков, чтобы иностранные государства оказывали им помощь в восстановлении инфраструктуры. Но если в Камышлы, столице Федерации Северная Сирия, курды крайне воинственно настроены к Дамаску (есть за что) и воодушевлены американской поддержкой, то в Африне курды более сговорчивы хотя бы потому, что добраться до Камышлы и Хасаке они могут только через территории, контролируемые проправительственными силами.
По данным моих источников, Россия начала более активно взаимодействовать с курдами в конце 2016 года. До этого, конечно, также были контакты, которые приобрели особый подтекст на фоне обострений отношений между Москвой и Анкарой после сбитого ВВС Турции российского самолета Су-24M. Через полтора месяца после трагедии в административном здании завода в промышленной зоне на юго-востоке Москвы открылось представительство сирийских курдов, которое должно было действовать как НПО, но с тех пор о его деятельности ничего не слышно. В 2017 году для того, чтобы запустить межсирийский диалог, Москва в своем проекте сирийской Конституции предложила создать особый вариант курдской автономии. Также по линии МИДа продолжаются контакты не только с партией «Демократический союз», но и с Курдским национальным советом. Последний, кстати, считает незаконными выборы в Северной Сирии, которые продвигает «Демсоюз»: 22 сентября там прошли выборы в муниципальные местные советы, в ноябре запланированы выборы в районные местные советы, в январе – голосование для создания децентрализованной системы для всего региона.
Но для установления доверительных отношений мало одной дипломатической активности. В 2016 году авиация Башара Асада впервые за пять лет гражданской войны нанесла серию авиаударов по курдским позициям в Хасаке. Российские военные тогда сыграли непосредственную роль в урегулировании конфликта между отрядами Сил национальной обороны и курдской службой безопасности «Асаиш», с одной стороны, и проправительственными формированиями – с другой. Затем россияне решили интенсифицировать контакты с курдами, но, по данным нескольких не зависимых друг от друга источников, сделать это было непросто по нескольким причинам. Во-первых, с самого начала был выбран неверный тон в общении с курдами. Во-вторых, для курдов отказ Москвы предоставить политическое убежище Апо – лидеру Рабочей партии Курдистана Абдулле Оджалану в далеком 1998 году – еще кровоточащая рана. В итоге решено было привлечь к переговорам посредников – влиятельных представителей езидской диаспоры в России. Такие контакты с тревогой воспринимаются в Дамаске, поскольку, говорят сирийцы, «формат переговоров в будущем не исключает поставки оружия, от которых, если что, всегда можно отказаться».
Таким образом, Москва начала играть более тонкую игру в Сирии на фоне объединения ключевых игроков вокруг временного урегулирования конфликта. Такая игра необходима российскому руководству не столько для выживаемости режима Асада, сколько для обеспечения своих интересов в этом регионе.
