Игорь Иванов
Женевская встреча в формате Россия–США–ЕС–Украина не принесла желаемых результатов. Фото Reuters
Драматическая ситуация, развивающаяся в последние несколько месяцев вокруг Украины, уже давно переросла рамки регионального кризиса. Какой бы ни была динамика последующих событий, совершенно очевидно, что кризис будет иметь далеко идущие последствия для всей системы международных отношений.
Какими именно могут оказаться эти последствия?
По этому вопросу развернулись активные, подчас весьма эмоциональные споры. Круг участников этих споров быстро разрастается. Политики, ученые, журналисты, блогеры – все хотят сказать свое слово. Одни утверждают, что мир возвращается к временам холодной войны и Запад должен «довести до конца» задачу «десоветизации» России, так и не выполненную в полном объеме в конце прошлого века. Другие полагают, что мир вообще возвращается в гораздо более раннюю эпоху – XIX или даже XVIII век, когда великие державы сражались за контроль над территориями, коммуникациями и ресурсами. Третьи предрекают наступление беспрецедентного периода хаоса, неуправляемости, своего рода игры без правил в мировой политике. Есть и такие, которые в нынешнем кризисе видят не что иное, как очередное столкновение цивилизаций, которое должно привести к новой расстановке сил в мире. При всем разнообразии подавляющее большинство прогнозов предрекает печальные, а то и вовсе катастрофические последствия нынешнего кризиса в международных отношениях.
Так ли это? Ситуация действительно крайне сложная. После окончания холодной войны это, пожалуй, первое столь серьезное испытание для ведущих мировых держав. Вместе с тем говорить о том, что последствия украинского кризиса уже предопределены, было бы опрометчиво. Эти последствия будут определяться сочетанием многих факторов, в первую очередь – способностью или неспособностью ведущих участников событий вокруг Украины сделать правильные выводы из происходящего, выучить «украинские уроки» и определить оптимальную стратегию на будущее. Не претендуя на полноту и завершенность картины, хотел бы поделиться своими соображениями о том, какие уроки украинского кризиса могли бы быть одинаково важными как для России, так и для наших западных партнеров.
Во-первых, кризис вокруг Украины нельзя представлять как какой-то неожиданный сбой мировой политики, как изолированное явление, противоречащее основным тенденциям развития международной жизни в последние десятилетия. На самом деле кризис имеет длительную предысторию, включая и вооруженную агрессию НАТО против Югославии, и военное вторжение в Ирак, и односторонний выход США из Договора о ПРО, и недавние события в Ливии и Сирии. Тут явно прослеживается целая цепочка шагов Запада, в которой каждый следующий шаг так или иначе подрывал основы международного права и роль Совета Безопасности ООН, сокращал возможности для многосторонних действий, оправдывал применение военной силы и т.п. Поэтому первый урок, по всей видимости, должен заключаться в том, чтобы серьезно заняться укреплением механизмов международной безопасности, совместно приступить к формированию нового мирового порядка, минимизирующего риски возникновения кризисов, подобных украинскому.
Во-вторых, кризис показал, что пропасть недоверия, разделяющая Россию и Запад, за последние 20 лет не стала меньше. Старые представления и старые страхи оказались на редкость живучими, в результате чего события в Украине рассматривались многими на Западе и в России как «игра с нулевой суммой». Риторика в стиле холодной войны вновь стала набирать обороты, а «ястребы» с обеих сторон оказались любимцами СМИ и лидерами в формировании общественных настроений. Второй урок кризиса – нельзя рассчитывать на то, что недоверие, взаимные подозрения, предрассудки, оставшиеся нам в наследство от холодной войны, исчезнут сами по себе, без последовательных, настойчивых и целенаправленных усилий как на Западе, так и на Востоке.
В-третьих, украинский кризис наглядно продемонстрировал всю хрупкость и ненадежность существующих институтов евро-атлантической безопасности. К сожалению, сегодня в Европе не действует ни одно соглашение о контроле над обычными вооружениями и вооруженными силами. Планы по модернизации ОБСЕ остаются только планами, а Совет Россия–НАТО даже в свои лучшие времена функционировал как преимущественно технический орган. Между тем проблемы безопасности на нашем континенте не могут быть решены сами собой или в формате телефонных разговоров европейских лидеров в момент острого кризиса. Третий урок – необходимо наконец всерьез заняться укреплением взаимной безопасности в Евро-Атлантическом регионе. Сотрудничество в этой области должно строиться на принципах неделимой и равной безопасности. Оно должно предполагать переход от устаревшей концепции взаимного гарантированного уничтожения к отношениям, основанным на взаимопонимании и взаимной гарантированной безопасности.
В-четвертых, на протяжении всего кризиса вокруг Украины и особенно на его последних стадиях возникло много острых споров по базовым вопросам международного права. Что такое «легитимное правительство»? Как понимать термин «несостоявшееся государство»? При каких условиях следует признать право на самоопределение? Все эти и многие не менее существенные вопросы возникали и в ходе предыдущих кризисов – в бывшей Югославии, в Ираке, на Южном Кавказе, в Ливии, Сирии и т.д. Но именно украинский кризис выявил фундаментальную проблему мировой политики – стремительную эрозию системы международного права, показал неспособность даже основных игроков договориться о единых для всех «правилах игры» в международной системе. Четвертый урок: мы сможем восстановить управляемость мировой политики только в том случае, если нам удастся восстановить универсальное понимание и применение базовых международно-правовых норм, регулирующих сферу безопасности. Их выборочное применение – путь к хаосу и анархии.
В-пятых, украинский кризис стал яркой иллюстрацией того, что в теории международных отношений называют непреднамеренной эскалацией. На протяжении длительного времени проблема ассоциативного статуса Украины при Европейском союзе рассматривалась как преимущественно технический вопрос. Но уже осенью прошлого года проблема разрослась до вопроса о выборе экономической стратегии развития украинского государства. На следующем витке дело дошло до вооруженных столкновений и в итоге до силового захвата власти оппозицией. А весной текущего года ситуация в Украине вылилась в самый острый европейский кризис со времени окончания холодной войны. Пятый урок для нас всех: нельзя допускать раскручивание спирали кризиса, постоянно повышая ставки в надежде на быструю победу; на ранних стадиях развития кризисной ситуации гораздо легче достичь компромисса, учитывая интересы партнеров и при этом не жертвуя собственными.
В-шестых, особенностью украинского кризиса стала стремительная радикализация политических сил, раскручивавших этот кризис. Мы привыкли считать, что в современной Европе крайне правые, ультранационалистические группировки составляют незначительное меньшинство и не способны стать центральной движущей силой политического процесса. Но это как раз то, что случилось в Украине. Если начальный период кризисной ситуации имел форму мирных демонстраций, то к моменту государственного переворота радикалы полностью диктовали свою волю – как в определении политической повестки дня оппозиции, так и в выборе инструментов борьбы с режимом Януковича. Более того, политическая радикализация в Украине повлекла за собой беспрецедентный подъем радикального национализма в России, Европе и даже в Соединенных Штатах. Подъем политического радикализма, как выяснилось, – реальная угроза не только для модернизирующегося Арабского Востока, но и для зрелых демократий Запада. Отсюда шестой урок: ни в коем случае нельзя недооценивать потенциал политического радикализма, существующего в развитых странах; перспектива политической мобилизации на базе радикальных идей и принципов остается вызовом для всех нас.
В-седьмых, кризис в Украине показал слабость институтов гражданского общества – и не только в Украине, но и в России, в Европе и даже в США. Институты гражданского общества – НКО, профессиональные сообщества, независимые аналитические центры – не были активно вовлечены в процесс урегулирования кризиса; главными игроками оказались чиновники и дипломаты.
Не подлежит сомнению, что действия «третьего сектора» – мониторинг ситуации в Украине, выдвижение альтернативных вариантов урегулирования, профилактика политической радикализации, создание атмосферы доверия между конфликтующими сторонами – все это могло бы предотвратить эскалацию кризиса и не допустить его наиболее острых проявлений. Поэтому седьмой урок: нельзя рассматривать взаимодействие по линии гражданского общества как что-то второстепенное, малозначащее, что можно отложить до лучших времен. Напротив, использование институтов гражданского общества во время кризиса – важный ресурс дипломатии, которым ни в коем случае нельзя пренебрегать. А это значит, что такой ресурс нужно готовить заранее, целенаправленно инвестируя в развитие диалога и сотрудничества институтов «третьего сектора».
И последнее соображение. История международных кризисов учит нас, что самым плохим вариантом реакции на кризис является сворачивание налаженных контактов, замораживание привычных связей и отказ от диалога. Напротив, именно в кризисных ситуациях диалог важен как ни в каких других обстоятельствах. Вспомним, что один из самых опасных кризисов холодной войны – карибский кризис 1962 г. – имел своим результатом резкую активизацию советско-американского взаимодействия по ядерным вопросам, что в конечном итоге привело к созданию современного режима контроля над ядерными вооружениями. Этот урок не стоит забывать всем тем, кто сегодня призывает к замораживанию политических контактов между Россией и Западом, к новым и новым санкциям, к отказу от попыток найти взаимоприемлемые решения общих проблем, стоящих перед всеми нами.
