Джованни Бенси На днях в Риме, взбудораженном студенческими демонстрациями против политики жесточайшей экономики правительства Марио Монти, три десятка российских и итальянских журналистов и политологов собрались для того, чтобы обсудить евразийскую перспективу во внешней политике Москвы.
Речь шла о закрытом семинаре, только для специалистов. Семинар проводился МИДом совместно с миланским Институтом международной политики (ISPI). Ясно, что поводом для семинара были соображения, высказанные Владимиром Путиным на тему евразийства.
Будет ли Москва руководствоваться этой идеологией для проведения своей политики на евразийском пространстве, на котором с ней уже соревнуются Китай и США?
Итальянская среднестатистическая общественность малознакома с евразийской идеей или считает ее одной из многих российских причуд. В интервью Джованни БЕНСИ мыслями о евразийской перспективе России делится один из крупнейших итальянских политологов, специалист по российским делам, профессор американского Университета Джона Хопкинса в Болонье Паоло КАЛЬЦИНИ.
– Профессор Кальцини, по-вашему, надо ли нам, в Европе, бояться России?
– Нет, не думаю. Я, во всяком случае, ее не боюсь.
– Однако имеются страшилки... Одна из них называется «евразийство». Это старая история, но Владимир Путин оживил ее в знаменитой газетной статье в начале октября прошлого года, и сразу положительно отозвались Александр Лукашенко и Нурсултан Назарбаев. С тех пор все чаще и чаще слышно это слово-раздражитель. На Западе многие прочитали «евразийство» как «воссоздание Советского Союза в более мягкой форме».
– Надо посмотреть, в какой мере реальна эта доктрина в современной России. Она, очевидно, остается достоянием определенного культурного круга людей, заинтересованных в историософии, уходящей очень глубоко в русскую историю. Но в этой доктрине нет угрозы.
– Почему?
– Потому что для России это путь нормального развития. Этот путь, имею в виду путь евразийства, отвечает логике реальной геополитики, то есть вытекает из расположения России в центре Евразии.
Такое расположение, естественно, возлагает на Россию задачу быть посредницей между Азиатско-Тихоокеанским регионом и Европейским союзом. Эта роль предполагает и немалую ответственность. Необходимой предпосылкой для таковой является напряжение экономических и политических сил, и мы еще не знаем, будет ли Россия в состоянии выдерживать это напряжение.
– А как с «более мягким» Советским Союзом, к которому якобы стремится Путин?
– Полагаю, что бессмысленно думать о возрождении Советского Союза или о восстановлении коммунистического режима в какой-либо форме. Разрыв в этом плане окончателен. Элементы прогресса и раскрепощения, выросшие из краха тоталитаризма и распада империи, даже если за них надо платить высокую социальную цену, в общем и целом положительно оцениваются большинством российского населения. Но столь же очевидно, что в России еще нельзя говорить о режиме, всецело основанном на принципах демократии, рыночной экономики, правового государства.
– Можно ли провести параллель между предполагаемым Евразийским союзом и реально существующим Европейским союзом?
– Европейский союз как раз показывает, насколько трудно успешно продвигать интеграционные процессы между государствами, принадлежащими к разным культурам, пусть и разделяющими одну цивилизационную основу. Тем не менее объединительные процессы, проявляющиеся как в Европейском, так и в потенциальном Евразийском союзе, отвечают сложной, но всем очевидной логике, вытекающей из геополитического подхода. Оба эти процесса закономерны, отвечают геополитическим реалиям и поэтому не могут представлять собой взаимную опасность. Тут играет роль и экономический фактор.
– Сейчас говорят, что отношения России и Европейского союза страдают от двойной зависимости. Экономика России зависит от доходов от продажи энергоносителей Европе, а благополучие последней во многом зависит от поступающих из России нефти и газа...
– Сотрудничество в энергетическом секторе – жизненно важный фактор как для России, так и для некоторых азиатских стран, когда-то входивших в состав СССР. Когда в России говорят об этом, появляется примесь риторики. Но на самом деле еще действует историческая и культурная традиция России, которая по праву выступает на передний план как центральный элемент евразийского равновесия. Есть и другая перспектива.
Будущее России как великой державы будет определяться ее способностью активизироваться и в ее азиатской части, играющей основную роль в стратегическом и экономическом плане. Ведь есть сильная запоздалость в российской политике, вызванная ограничениями нынешнего режима, элементами коррупции, отсутствием инфраструктур. Россия сможет быть сверхдержавой, только если будет в состоянии играть эту очень своеобразную и комплексную роль. Иными словами, Россия должна осознать, что она – единственная полноправная евразийская держава.
– Но когда говорят о евро-азиатском пространстве, конечно, в роли Каменного гостя выступает Китай, и его нельзя игнорировать...
– Конечно, Китай сегодня по отношению к России и другим бывшим советским республикам выступает в роли старшего партнера. Это, впрочем, не исключает Соединенных Штатов из этого пространства, потому что они в любом случае сохраняют сильную позицию. Однако здесь я бы хотел напомнить два аспекта: в китайской перспективе Россия фигурирует в основном как тыл, то есть она потенциально рассматривается как младший партнер, она не оценивается как равноправный партнер. Мне кажется очевидным, что Россия не смирится с ролью младшего партнера Китая после того, как не захотела быть (и справедливо) младшим партнером США.
– А второй аспект, о котором вы говорили?
– Действительно, есть другой элемент. Да, Китай важный фактор, особенно в том, что касается развития данного региона. И в Сибири не Япония, а именно Китай будет играть большую роль. Однако тут выявляется третий важный элемент – культурная и цивилизационная инаковость, которая отделяет Китай от России.
– В чем же выражается эта инаковость?
– Россия, несмотря ни на что, остается западной страной, частью того, что именуется Большим Западом. Поэтому сохраняется глубинная инаковость, которая является фактором силы китайской цивилизации. Этот фактор будет давить на российскую перспективу сотрудничества. Важно понимать, что такое сотрудничество может основываться только на конкретных, сиюминутных интересах, а не на принципиальных, разделяемых ценностях.
– И в заключение – что такое Россия для вас, в ее имперской, советской и постсоветской ипостасях?
– Я считаю, что культура великой нации жива, потому что таковой остается Россия, это проявляется в отношении к другим нациям, в прошлом входившим в советскую систему. Русская традиция – имперского типа, и преемственность ценностей, укорененных в истории, весьма отчетливо сознается русским народом. Есть много элементов преемственности между советским и современным опытом (символика, пережившая коммунистический период, памятники, мавзолей, государственный гимн, после жарких споров фактически позаимствованный у СССР). И это делает очевидной важность непрерывности великой русской национальной традиции.
Дарья Гармоненко 
