Ольга Троицкая
Первый министр Шотландии Алекс Салмонд и премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон обсудили тему референдума в Шотландии.
Фото Reuters
В середине февраля британский премьер-министр Дэвид Кэмерон посетил Эдинбург, чтобы обсудить с шотландскими националистами их требования о пересмотре государственного устройства. Премьер признал за Шотландией право на проведение референдума и не исключил возможности мирного выхода Шотландии из состава Соединенного Королевства в случае, если за это проголосует большинство местных жителей.
Объективные причины для стремления к независимости, казалось бы, отсутствуют. За последние годы уровень экономического развития Шотландии сравнялся с уровнем передовых областей Англии. Благодаря созданию парламента в 1999 году Эдинбург значительно укрепил свои полномочия в политической сфере, получив возможность решать многие внутренние вопросы, прежде всего в сферах здравоохранения, образования, транспорта и сельского хозяйства. По статистике, социальные расходы в год на одного шотландца превышают на 1600 фунтов стерлингов расходы на одного англичанина.
Тем не менее поддержка Шотландской национальной партии (ШНП) не только не ослабла, но и значительно усилилась в последние годы.
В чем же причина стремительного взлета популярности националистов? Решающую роль в этом сыграло отсутствие политической альтернативы. Снижение доверия к партиям, представляющим центральное правительство, дало националистам уникальную возможность собрать голоса недовольных.
Консервативная партия фактически ушла с политической арены Шотландии к началу 1990-х годов, поплатившись за неолиберальные экономические реформы Маргарет Тэтчер. В регионе, экономика которого традиционно опиралась на тяжелую промышленность, были закрыты многие предприятия, десятки тысяч людей оказались без работы, что привело к резкому падению уровня жизни. Кроме того, тори заняли непримиримую позицию по вопросу деволюции (передачи властных полномочий на места), что окончательно подорвало доверие к ним со стороны местного населения. На выборах 1997 года в британский парламент не было избрано ни одного кандидата от консерваторов, на выборах 2010-го – только один. В связи с этим даже возникла шутка, что в Эдинбурге больше панд в зоопарке, чем консерваторов.
С тех пор партия лейбористов была единственной политической силой, которая могла противопоставить себя национализму. Ее социально-демократическая программа, импонирующая большинству шотландцев, в действительности была настолько схожа с программой националистов, что вместо дебатов о том, чья программа лучше, лидеры двух партий обычно спорили о том, кто у кого позаимствовал идеи. Единственное фундаментальное различие между двумя силами лежало в вопросе независимости: шотландские лейбористы управлялись из Лондона и выступали за сохранение союза с Великобританией, шотландские националисты управлялись из Эдинбурга и требовали независимости.
Когда под воздействием внешних факторов – войны в Ираке, экономического кризиса 2008 года – политика лейбористского правительства утратила поддержку населения, в том числе в Шотландии, место для прихода националистов оказалось расчищено.
Вторым ключевым двигателем поддержки Шотландской национальной партии стал экономический кризис. В условиях нестабильности население стало более восприимчиво к тезисам националистов о том, что малые государства лучше справляются с кризисом, чем большие. С новой силой зазвучал тезис о том, что Шотландии необходимо добиваться контроля над природными ресурсами, находящимися в ее территориальных водах: месторождениями нефти и газа. В случае отделения доходы от них составили бы не менее 10% ВВП Шотландии, что было бы лучшей страховкой против возможных экономических трудностей, заверили сторонники независимости.
Понимая, что попытки давления в вопросах референдума могут быть разыграны националистами в свою пользу, Лондон предпочел действовать осторожно и опираться на мягкую силу убеждения. Он признал право шотландского народа на самоопределение, сделав рискованную ставку на то, что сепаратизму скажут «нет» сами шотландцы.
На тактическом уровне правительство пытается перехватить инициативу в организации и проведении голосования, настаивая на определенных условиях, противоречащих замыслу ШНП. В частности, националисты предлагают включить в список вопросов на референдуме опцию devolution-max (дальнейшей деволюции в составе союза) и снизить нижнюю возрастную планку для голосования до 16 лет. Само голосование предлагается провести в октябре 2014 года. Дата выбрана не случайно: в этот год должны состояться два знаковых события – Игры Содружества в Глазго и празднование 700-летия битвы при Бэннокберне, в ходе которой шотландцы одержали победу над англичанами, – что наверняка создаст благоприятный эмоциональный фон для проведения референдума.
Учитывая, что стремление к независимости поддерживают сегодня около трети населения Шотландии, а доля сторонников союза примерно в два раза больше, британское правительство настаивает на скорейшем проведении голосования. Также, зная, что деволюция пользуется большей популярностью среди местного населения, чем независимость, Лондон предпочитает, чтобы шотландцы голосовали только по одному вопросу, предполагающему ответ «да» или «нет» без варианта расширения полномочий. Во время визита в Эдинбург 16 февраля премьер-министр дал понять, что британское правительство в целом не исключает возможности деволюции, но готово вести диалог на эту тему исключительно за рамками референдума. Представители всех общебританских партий в регионе выступили в поддержку этой позиции.
Данная стратегия может оказаться вполне успешной. С одной стороны, она предлагает некоторую альтернативу тем, кто опасается рисков независимости, но верит в необходимость изменения статус-кво. С другой – позволяет правительству не брать конкретных обязательств в этом вопросе. Деволюция является крайне непопулярной мерой среди англичан, и без того считающих существующую систему распределения власти несправедливой и выгодной в большей степени Шотландии, чем Англии. (В частности, с момента возникновения местного парламента англичане не могут влиять на решение внутренних вопросов Шотландии, в то время как шотландские члены британского парламента продолжают участвовать в решении внутренних дел Англии.) Кроме того, успех националистов по принципу «Требуй невозможного – получишь максимум» наверняка послужит примером для уэльской и североирландской национальных элит, что в конечном итоге не ослабит, а усилит угрозу сепаратизма в будущем.
Шотландским националистам придется пойти на компромисс в вопросе организации референдума, иначе Лондон может занять жесткую позицию и поставить под сомнение легитимность всей процедуры. Помимо непризнания результатов голосования в связи с манипулятивным характером его организации британское правительство может заявить, что мнения шотландцев, составляющих одну десятую часть населения, недостаточно для пересмотра государственного устройства. Изменение границ Великобритании – вопрос, касающийся судьбы всех британцев, почему же его должны решать одни шотландцы? Проведение общенационального референдума по этому вопросу может составить реальный противовес мнению шотландского меньшинства, в то время как жесткая позиция Лондона по многочисленным вопросам разграничения компетенций (в области валюты, госдолга, обороны и т.д.) может затянуть переговорный процесс до бесконечности.
Дарья Гармоненко 
