Александр Караваев
Лидерам интеграционных процессов на постсоветском пространстве предстоит проделать массу работы, чтобы идея объединения стала привлекательной.
Фото Reuters
Постсоветская торгово-экономическая интеграция проходит красной нитью через все программные выступления Владимира Путина начиная с первой его предвыборной статьи – «Новый интеграционный проект для Евразии», опубликованной еще в октябре прошлого года. 2012 год зафиксировал появление интересной тенденции: в широких слоях бюрократии и бизнеса государств-участников появились как ярко выраженные сторонники, бенефициары этого проекта, так и сознательные противники. Значительное отличие этой ситуации от прежнего вялого обсуждения проблем СНГ и подобных вещей – в серьезном накале. Иными словами, элита нащупывает интерес к этому процессу, появляются серьезные аргументы «за» и «против». Если раньше постсоветская интеграция была уделом малосодержательных лабораторных дискуссий, скорее описывающих процесс разбега бывших советских республик и становление новых государств, то сейчас этот процесс четко поляризует интересы одних и потери других.
Неожиданные для бизнеса сюрпризы в том, что касается ускорившихся темпов вступления России в ВТО, удвоились неопределенностями условий синхронизации пошлин ВТО и Таможенного Союза ЕврАзЭС. Не ясно, в пользу какой модели будет выработан окончательный рисунок торговых ограничений: ТС интегрируется в ВТО после вступления туда Казахстана и затем Белоруссии или ТС, вступая в ВТО, постепенно заграждается от внешних рынков, включая китайский. Тогда по каким группам товаров пройдет водораздел?
Но особенность момента еще и в том, что теперь экономические дискуссии по техническим вопросам трудно отделить от политических обсуждений. Механизмы публичной политики стали влиять на механизмы интеграции. Существуют очевидные идейные сторонники процесса. Прежде всего это сам Владимир Путин. В значительной мере Нурсултан Назарбаев, с определенными оговорками Александр Лукашенко. Складывается впечатление, что Путин стремится войти в историю как «собиратель земель» вокруг России. Миссионерские ноты в его высказываниях все больше гасят колебания и двойственность определенной части российской элиты, не всегда готовой следовать этому курсу. Однако с Путиным согласна значительная часть бюрократии, а также бизнеса разного уровня, имеющего интересы в государствах интеграционного проекта. Сюда же, к сторонникам развития отношений с соседями по СНГ, нужно отнести компании среднего уровня, использующие дешевый труд мигрантов.
Противники менее влиятельны, но более многолики. Это руководители тех компаний и того бизнеса, который будет подвержен неприятному перекрестному давлению ВТО и новых тарифных условий ТС. Сюда надо включить ряд промышленных сегментов в Белоруссии, сферу торговли и услуг в Казахстане (от торговцев иномарками до производителей продуктов питания). Также существенную часть политической элиты соседей, разделяющей осторожность и даже опасения в отношении усиления России в их государствах. А в России это национал-патриотические силы и их многочисленные сторонники, не готовые еще шире открыть шлюз для трудовых мигрантов, необходимый для развития интеграционных проектов.
Важное обстоятельство, которое будет преследовать этот процесс, – идеологическая апатия бюрократии. Идейная нота в современном интеграционном строительстве только на поверхности, для публики. Общенациональное понимание этой задачи нащупать пока трудно. Хотя локально в старших группах населения, конечно, играет ностальгия по СССР, также распространены представления о необходимости создания геополитической альтернативы Западу, ЕС и Китаю. Однако у бизнес-сообщества, этого локомотива интеграции, есть другие более актуальные проблемы, лежащие в плоскости внутренней жизни страны.
Наконец, чем жарче спор в отношении модели развития России при «следующем» Путине, тем больше вопросов встает в отношении интеграции с соседями. Например, много говорится о торговых преимуществах нового Союза. Но какова будет единая промышленная политика? Для постсоветской правящей элиты распад СССР стал удачным способом избавления от ненужного обременения: национальных окраин, промышленности, нацеленной на нужды ВПК, больших расходов на науку и культуру. Россия пытается задать новый стандарт: перейти от сырьевого роста к экономике высокотехнологичного производства. Если Россия планирует стать реальным лидером у соседей, ей понадобится развивать передовую фармацевтику, химию, строить линии производства композитных и неметаллических материалов, совершенствовать коммуникации. России необходимо задать высокий стандарт делового климата. Реально вернуть бизнесу его гражданские права, ограничив коррупционную ренту чиновников.
Другой важный вопрос – отношение к правам человека у соседей. Привлекая к интеграции более широкие слои бизнеса, Москве будет трудно продолжать односложно поддерживать ограничения демократии у соседей в пользу действующей власти. Наверняка будет нарастать межгосударственная политическая активность оппозиции. Все это потребует кардинального поворота российской политики не только на бумаге. Власть уже показала, как она способна быстро фрагментироваться по эстетическим и прочим предпочтениям, как множатся лагеря у консерваторов, сторонников консервации и у либералов. Все это, безусловно, отразится на атмосфере интеграции. В отсутствии энтузиазма «большой идеи» будут нарастать цинизм и конформизм. Часть решений будут не работать, а часть элементарно саботироваться.
Наконец, еще одна опасность, также успевшая о себе заявить, – имитация процесса. Оформление Евразийского союза в клуб дружеских Москве режимов может заменить процесс общего политического строительства. Как это было на протяжении 20 лет. В свою очередь, Москву будут воспринимать не как носительницу новых стандартов, а как источник гарантий личной поддержки решений Лукашенко или Назарбаева, нацеленных на пролонгацию их власти. Это, конечно, не будет исключать большого объема трений по вопросам бизнеса и экономического взаимодействия. Но, таким образом, интеграционный проект может выродиться в очередной клуб дружески стагнирующих режимов, только более высокого административного уровня, нежели СНГ.
