Премьер Дэвид Кэмерон побывал у английских солдат в Афганистане.
Фото Reuters
2011 год можно назвать «британским годом» в международной политике. Пять лет назад эксперты наперебой называли Британию младшим партнером США. Теперь ситуация изменилась. Правительство Дэвида Кэмерона реализует комплекс мер, которые, по сути, возвращают Британии утраченный в 1950-х годах статус великой державы. Действия Даунинг-стрит пока вызывают поддержку в Белом доме. Но претензии на автономную политику могут скорректировать характер отношений Лондона с другими державами.
Не велика Британия┘
Статус великой державы Британия утратила в первое десятилетие после Второй мировой войны. В 1943–1944 годах кабинет Уинстона Черчилля прогнозировал, что в послевоенном мире останутся три сверхдержавы: Великобритания, США и Советский Союз. Но в середине 1940-х годов Лондон утратил контроль над доминионами: Австралией, Новой Зеландией, Канадой и ЮАР. В 1947 году Британия признала независимость Индии и Пакистана. Окончательным ударом по империи стал Суэцкий кризис 1956 года. В официальном лексиконе понятие «Великобритания» стало заменяться терминами «Соединенное Королевство» или просто «Британия».
С этого времени Британия превратилась в ведомого партнера США. Лондон применял военную силу совместно с Вашингтоном или по крайней мере с его одобрения. Британские ядерные силы с 1962 года были включены в американскую систему ядерного планирования. Британия поддерживала силовые акции Вашингтона и его инициативы в вопросах европейской безопасности. Лондон был скептичен по отношению к европейской интеграции и опасался, что чрезмерное укрепление ЕС подорвет механизм НАТО. Из Парижа, Берлина и Рима Британия виделась как проводник интересов США.
Первую попытку вернуть Британии статус великой державы предпринял кабинет Маргарет Тэтчер (1979–1992). Победа в Фолклендской войне 1982 года была преподнесена британскому обществу как преодоление «Суэцкого синдрома». Но именно в 1980-х годах были демонтированы остатки Британской империи. Сначала Канада (1982), затем Австралия и Новая Зеландия (1986) получили право вносить изменения в национальные законодательства без предварительных согласований поправок с Лондоном. При последующих кабинетах Джона Мейджера (1992–1997), Тони Блэра (1997–2007) и Гордона Брауна (2007–2010) Британия вернулась к политике младшего партнера США.
Вторую попытку вернуть Британии статус полноценной великой державы предпринимает пришедший к власти в мае 2010 году кабинет Дэвида Кэмерона. Она на первый взгляд напоминает стратегию кабинета Тэтчер. Речь идет о расширении самостоятельности Лондона через модернизацию системы американо-британского партнерства. Однако к началу 2010-х годов перед Британией, похоже, открылось новое окно возможностей – более выгодное по сравнению с периодом 1980-х годов.
Европейская стратегия Кэмерона
Во-первых, Соединенное Королевство заключило долгосрочный союз с Францией. 2 ноября 2010 года стороны подписали Декларацию о сотрудничестве в области обороны и безопасности на 50 лет. Одновременно было подписано Соглашение о сотрудничестве в области военного использования атомной энергии. В 2011 году Британия и Франция были инициаторами ивийской операции НАТО и дипломатического воздействия на Сирию. Париж и Лондон обсуждают проекты частичного объединения военно-морских сил. Во-вторых, франко-британский тандем изменил расклад сил в Европейском союзе.
С 1997 года фундаментом «европейской оборонной идентичности» выступал Западноевропейский союз (ЗЕС). Но 30 июня 2011 года ЗЕС был распущен. Договориться о развертывании «общеевропейских» сил быстрого реагирования на саммите в Генте (сентябрь 2010 года) странам ЕС не удалось. Военно-политической основой Евросоюза становится более завязанный на НАТО франко-британский тандем.
Отсюда – изменение стратегического положения Германии. С 1960-х годов основой европейской интеграции было объединение силового ресурса Франции с экономическим потенциалом Германии. Становление франко-британского тандема лишило Берлин военно-политической опоры. Германия оказалась заблокированной между франко-британским субблоком, с одной стороны, и Вышеградской группой (Польша, Чехия, Венгрия) – с другой. Оба эти субблока были завязаны на Вашингтон, а не Берлин.
В-третьих, Ливийская война позволила Британии вернуться в средиземноморскую политику. В 2009 году Елисейский дворец выдвинул амбициозный проект создания Средиземноморского союза как автономной сферы безопасности ЕС.
Ливийская война, проводившаяся в формате НАТО и при ведущей роли франко-британского тандема, приостановила этот процесс. На ведущую роль в Средиземноморье претендуют не ЕС и Средиземноморский союз, а франко-британский тандем и НАТО. Британия, как и в 1940-х годах, начинает претендовать на активную роль в Средиземноморье.
В-четвертых, Лондон стал активнее участвовать в деятельности Евросоюза. С 1997 года Британия довольствовалась ролью евроскептика. Ситуация изменилась в ходе дискуссий о ратификации Лиссабонского договора (2007). Британия ратифицировала его в 2008 году. Но Лондон при поддержке Варшавы и Праги добился внесения изменений в Хартию фундаментальных прав ЕС, которая выступает составной частью Лиссабонского договора. Британия и Польша разработали Дополнительный протокол к хартии, согласно которому ряд ее положений могут не действовать на территории этих стран.
Британский фрегат принял участие в обеспечении морской блокады Ливии. Фото Reuters |
2011 год вновь обострил проблему Лиссабонского договора. На Брюссельском саммите ЕС (8–9 декабря 2011 года) по инициативе Германии и Франции было принято Соглашение о координации бюджетной и налоговой политики стран ЕС. Британия отказалась присоединиться к соглашению. Кабинет Кэмерона потребовал гарантий защиты британской индустрии финансовых услуг и сослался на невозможность внесения поправок в текст Лиссабонского договора. Другие члены ЕС не поддержали позиции Лондона. Но группа стран (Швеция, Чехия, Венгрия) также заявила о невозможности внесения поправки в Лиссабонский договор. Британия претендует на роль лидера стран, пытающихся предотвратить усиление органов ЕС в бюджетно-налоговой сфере.
Американская стратегия Кэмерона
Европейская стратегия кабинета Кэмерона объективно выгодна США. Британские инициативы по Лиссабонскому договору усиливают разногласия в Евросоюзе. Британцы помогли Вашингтону предотвратить появление в Средиземноморье особой зоны влияния ЕС. Франко-британский тандем сделал Евросоюз более подверженным американскому влиянию, чем ЕС на базе франко-германского тандема.
Но европейские инициативы Лондона корректируют и характер американо-британских отношений. Впервые после 1956 года Британия пошла на союз с державой континентальной Европы. Британия делает заявку на участие в проекте «европейской оборонной идентичности». Она получает возможность реализации собственных средиземноморских проектов. В Париже и Лондоне не забыли разработанный в 1989 году проект создания общих ядерных сил ЕС на основе объединения британского и французского потенциалов.
По мере сокращения стратегических потенциалов России и США ценность британского фактора для Вашингтона возрастает. Британское ядерное оружие включено в американскую систему ядерного планирования, но на него не распространяются лимиты Договора СНВ-3 (2010). Лондон не участвует в российско-американском Договоре РСМД 1987 года. Особую помощь Британия оказывает США в вопросах сохранения американского ядерного присутствия в Европе. Поддержка Лондона позволила администрации Барака Обамы внести в новую «Стратегическую концепцию НАТО» положение, что принятие решения о выводе американского тактического ядерного оружия – прерогатива всего альянса, а не отдельных его членов.
Подобной стратегии британская дипломатия придерживается и в вопросах европейской безопасности. Лондон вместе с Варшавой был инициатором свертывания переговоров по российскому проекту Договора о европейской безопасности (ДЕБ). Шаги Лондона блокируют невыгодные Белому дому направления, но одновременно британцы расширяют потенциал для самостоятельного проведения европейской политики.
Британский реванш?
Активизация британской политики имеет объективную основу. После нефтяного шока 1973 года Британия стала ведущей энергетической державой зарубежной Европы за счет разработки нефтегазовых запасов Северного моря. Но с 1986 года добыча углеводородов в Северном море стала падать. В 2007 году правительство Тони Блэра признало, что этот процесс носит необратимый характер. Отсюда – стремление Лондона 1) ослабить российско-германское энергетическое партнерство и 2) получить (точнее, вернуть) свободный доступ к энергоресурсам Ближнего Востока. Создание франко-британского тандема, средиземноморская политика и маневры вокруг проблем европейской безопасности позволяют Лондону создать задел для решения этих задач.
Но в политике кабинета Кэмерона есть более глубокие мотивы. Администрация Барака Обамы продолжает смещение интересов США на Тихий океан. Кризис еврозоны 2011 года породил у части британского истеблишмента ощущение ограниченности экономических ресурсов Германии. Лондон, напротив, сохранил статус фунта стерлингов как мировой резервной валюты и порядок определения Лондонской биржей цен на сырье и драгоценные металлы. Не готовится ли Лондон к борьбе за расширение влияния в мире 2020-х годов, где, возможно, произойдет снижение лидирующей роли Вашингтона?