Фасадная демократизация для стран СНГ

Отношения с партнерами по СНГ Москва выстраивает по-разному.
Фото РИА Новости

Модернизация и инновации – главный тезис и призыв власти, касающийся всего многообразия политической жизни страны. Исключением не должна являться и внешняя политика страны. Она не меньше, чем другие области жизни, нуждается в реформировании, причем на многих направлениях. Но начать необходимо с политики на постсоветском пространстве, учитывая, что не только в декларациях и концепциях это главное направление. Политика России в отношении сопредельных стран должна создавать благоприятные условия для решения социальных проблем в нашей стране (проблемы трудовой миграции), создавать условия для роста национальной экономики (обеспечивать инвестиции в отрасли соседей и создавать интеграционные сети), наконец, эта политика призвана формировать круг надежных союзников в ряду ближайшего геополитического окружения России.

Насколько эффективна эта политика? Нуждается ли она в реформе? Широкого обсуждения этой темы не было. Поэтому складывается впечатление, что реформы внешней политики не востребованы. Действительно, преемственность от советских времен по ряду стратегических вопросов до сих пор действует, Россия участвует – практически на равных – в обсуждении острых проблем международной жизни, в сопредельных регионах пытается закладывать на перспективу ростки интеграции, в ряде тем постсоветской политики занимает доминирующее положение. Кажется, что все нормально. Так полагает часть российской элиты. Другая мыслит несколько в других категориях, предлагая изменения. Главный возникающий вопрос вовсе не такой: а нужно ли вообще что-то менять? Любой специалист, будь он консерватор или реформатор, даст большой перечень необходимых шагов, требующих реализации, перечень новых подходов в направлении постсоветского пространства. Характерно, что львиную долю «инновационных» суждений в этой сфере озвучил именно Дмитрий Медведев. И главная тема, которая стала фигурировать в качестве обсуждаемого рубежа между медведевским и условно старым путинским менеджментом внешней политики, – это возможность использования демократической риторики в качестве механизма внешней политики.

Сопредельные государства находятся на разном уровне социально-политического развития, на разных стадиях экономического роста. Общие рамки модернизации, которые их могут объединить в едином векторе, могут быть заданы Россией. Но модернизация в экономике и демократия в политике между собой прочно связаны. Прозрачность и открытость политического взаимодействия – это должно стать генеральным подходом России к решению проблем постсоветского пространства. Москва должна призывать к открытости целей и задач, к предсказуемости шагов и действий, прозрачности решений. Первой на этот путь должна встать сама Россия. Конечно, в ряде вопросов внешней политики должна быть определенная завуалированность. Но мы должны четко сформулировать, чего мы хотим в отношении ближайшего окружения. Принципы открытого диалога должны быть и в отношениях с Белоруссией, и в решении этнотерриториальных проблем СНГ. Кроме того, реформа внешней политики должна привести к уменьшению фактов «пожарного» реагирования на проблемы и, напротив, увеличить связность внешней политики, стратегическую предсказуемость на годы вперед. Больше всего этого качества как раз и не хватает на постсоветском пространстве.

После того как Медведев открыл дискуссии о перспективах демократии в России, после ряда осуждающих заявлений в отношении бывших и действующих диктаторов в арабском мире внешняя политика России объективно не может игнорировать состояние гражданских прав в сопредельных странах. Если Москва четко обозначила свое положение в лагере демократий, то возникает резонный вопрос: чем гнусности и преступления далеких режимов в отношении своих граждан отличаются от подобных выходок соседей, допустим, в Центральной Азии? Скептики скажут: чего мы добьемся при таком внешнеполитическом дискурсе – наверняка потеряем союзников по СНГ. Собственно, такие суждения вытекают из уже сложившегося разделения. До недавнего времени свой «сукин сын» Лукашенко проводил вполне устраивающую Москву политику внутри страны. Затем ситуация радикально изменилась, и Москва «вдруг» заметила характер режима. Подобный подход был продемонстрирован в отношении Грузии. При этом в отношении Узбекистана Москва не делала никаких критикующих или хотя бы корректирующих заявлений даже после фактов жестокого подавления оппозиции (речь не только о событиях в Андижане). И это при том, что Ислам Каримов далек от того, чтобы считаться политиком лояльным к московским проектам в Центральной Азии. Также понятно, почему Москва ни слова не говорит своему союзнику Астане о ситуации со свободой прессы внутри страны. Резюме таково – Россия боится потерять союзников. Причем даже мнимых – лучше их не трогать. Ведь с подобными уколами со стороны Вашингтона Москва сталкивается сама.

Существует глубокая идиосинкразия к демократии даже просто как механизму. Только поэтому можно объяснить, почему Москва даже не пытается разработать язык подобной дипломатии. Некое исключение составляет лишь тема русскоязычного населения в сопредельных странах. Однако даже эта тема использовалась крайне редко и как бы экспериментально.

Поэтому одно из первых требований к возможной реформе внешней политики – необходимость разработки мягкой системы демократической оценки партнеров РФ, естественно, без жесткого нарратива, присущего, например, Вашингтону. Данные основы можно положить в фундамент работы с политическими партиями сопредельных государств, включая оппозиционные, с общественными неправительственными организациями широкого спектра. Таким образом, решится проблема дефицита межпартийных коммуникаций в СНГ. И, главное, Москва уже не окажется в ситуации, когда как черт из табакерки, на политической арене соседней страны выскакивает «неизвестная» доныне политическая сила, новый персонаж с крайне антироссийскими позициями. Наконец, это возможность влияния на внутриполитические решения наших соседей.

Какие следствия вытекают из подобного разворота? Первое – это рост престижа России среди граждан постсоветских государств, не закрывающей теперь глаза на проблемы с их политическим развитием. Если при этом Москва сумеет одновременно поднять общий уровень постсоветского образования в сумме с необходимыми акцентами на подготовку трудовых ресурсов в сопредельных странах, сумеет сохранить привлекательность русского языка и медиапространства РФ за рубежом, то тем самым мы решим две задачи – обеспечим более качественный уровень профессиональной подготовки потенциальных иммигрантов и сформируем привлекательный образ России.

Второе следствие – новый импульс в интеграционных проектах. Правильно организованный демократический разворот сместит задачи интеграционных организаций с узкоотраслевых на гражданские. К примеру, ОДКБ могла бы стать командным центром региональной интеграции в области анализа угроз, предотвращения и ликвидации последствий стихийных бедствий (наводнений, землетрясений, пожаров, распространения вирусных заболеваний). Значение этих задач возрастает с каждым годом, фокусировка на этих проблемах повысит престиж и значимость организации.

Таким образом, мы получим перечень, из которого можно собрать новые, более динамичные внешнеполитические инструменты. Действительно важный вопрос, являющийся водоразделом проблемы: меняет ли подобная реформа внешнеполитический курс страны? Ответ в том, каков будет допустимый уровень этой демократизации. Как показывает практика реформ, в других сферах российской действительности меняется только фасад, начинка остается прежней. Но даже такой вариант, фасадной демократизации, сработал бы на улучшение эффективности внешней политики. Вне зависимости от того, кто будет следующим президентом России.