Сергей Лавров и Хиллари Клинтон отрапортовали об успехе по СНВ-3. Но в российско-американской повестке дня остается масса других проблем.
Фото Reuters
47-я Международная конференция по политике безопасности в Мюнхене прошла под знаком жесткой риторики. Госсекретарь США Хиллари Клинтон подчеркнула, что Вашингтон не будет вводить ограничения на системы противоракетной обороны (ПРО). Министр иностранных дел России Сергей Лавров указывал, что России и странам НАТО важно договориться по проблеме ПРО или стороны будут отброшены в прошлое. Американский сенатор Джон Маккейн и экс-президент Литвы Валдас Адамкус несколько раз демонстративно назвали Россию Советским Союзом. А вопросы журналистов и экспертов сводились к трем проблемам: почему Россия и НАТО по-прежнему рассматривают друг друга как противников, при каких обстоятельствах Россия может пойти на уступки в отношении Грузии, поддерживает ли Россия «выбор египетского народа». Это не возврат к конфронтации. Но задуматься о происходящем стоит.
Сама по себе жесткая риторика – не повод для поспешных выводов. Интереснее другое. Мюнхенская конференция должна была пройти в тональности «рапортов об успехах». Рапортовать сторонам как будто есть чем – от вступления в силу российско-американского Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3) и возобновления Венских переговоров об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) до указания в новой Стратегической концепции НАТО, что Россия не рассматривается альянсом в качестве противника. Докладчики упоминали об этих достижениях. Но они также указывали, что России и США (шире – России и НАТО) следует скорее договориться по стратегическим проблемам. Напрашивается вопрос: к чему спешить, если дела идут так хорошо?
Более того, участники Мюнхенской конференции отмечали, что России и Западу следует скорее преодолеть наследие холодной войны. Но за минувшие 20 лет российские и американские политики десятки раз говорили о ее окончании. Холодную войну хоронили и в 1992-м, и в 1997-м, и в 2001-м, и в 2009-м. Последний раз о ее окончании заявила в середине января заместитель госсекретаря США Роуз Гетемюллер. Но всякий раз о необходимости преодоления ее зловредного наследия приходится упоминать вновь. Похоже, что наследие холодной войны упорно не желает умирать вопреки многочисленным официальным декларациям.
За этим скрывается серьезная проблема. После распада СССР материально-техническая основа российско-американских отношений не изменилась. Стратегические ядерные силы России и США по-прежнему нацелены на ключевые объекты друг друга. Россия сохранила возможность нанести Соединенным Штатам неприемлемый ущерб и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. Сохранился количественный и качественный отрыв силовых потенциалов России и США от остальных стран мира (хотя разрыв между ними постепенно увеличивался в пользу Америки). С точки зрения распределения силовых потенциалов мир 2000-х годов мало чем отличался от мира 1980-х годов.
В 2020-х годах ситуация может измениться. Во-первых, Россия и США в ближайшие 10–15 лет будут выводить из строя ядерные системы 1980-х годов. Договор СНВ-3 фиксирует их согласованное снятие с дежурства под наблюдением инспекторов противоположной стороны. Но взаимное сдерживание будет осуществляться на более низких потолках СЯС. Военные эксперты прогнозируют развитие технологий разоружающего удара по немногочисленным пусковым установкам оппонента.
Во-вторых, новую роль будет играть система ПРО. Существующие противоракетные технологии пока не способны отразить массированный удар сил ядерного сдерживания (СЯС). Однако при низких потолках сдерживания и развитии технологий разоружающего удара их роль может измениться. В ситуации ограниченного конфликта задача систем ПРО – продемонстрировать более слабому противнику свое превосходство. (Как, собственно, это отмечал еще в 1967 году министр обороны США Роберт Макнамара.)
В-третьих, США все более жестко ставят вопрос о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО) в Европе. У России есть количественное превосходство над НАТО в этом виде вооружений. Но ТЯО – пока единственный ресурс Москвы, позволяющий ей компенсировать превосходство стран НАТО в обычных и высокоточных вооружениях. При сокращении ТЯО Россия сможет рассчитывать только на более слабую по сравнению с американской стратегическую авиацию или на выход из советско-американского Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) от 1987 года.
В-четвертых, США, похоже, сохраняют курс на принудительное разоружение Ирана и КНДР. Ликвидация их ядерных потенциалов создаст прецеденты для пересмотра ДНЯО (который разрешает всем неядерным странам иметь атомную энергетику и ничего не говорит о принудительном разоружении «нарушителей»). Американские эксперты размышляют и над более радикальными сценариями вплоть до постановки под международный контроль компонентов ядерного топливного цикла. В таком мире российская сторона будет чувствовать себя более уязвимой.
Отсюда – возникающая перед Россией «проблема 2020-х годов». Россия обладает технологиями развития ядерного потенциала. Но Москве хотелось бы договориться с американцами о правилах поведения в мире, где сдерживание будет осуществляться на более низких потолках СЯС и при наличии систем ПРО. США как будто не отказываются от идеи договоренности. Однако американцы считают, что Россия должна разменять подобные договоренности на серию стратегических уступок. Сохранят ли Москва и Вашингтон старую логику взаимно гарантированного уничтожения, которая полвека гарантировала мирный характер отношений между СССР/Россией и США? Вопрос открытый.