Глава ведомства по борьбе с наркотиками Ирана ТАХА ТАХЕРИ рассказал в интервью НАДЕЖДЕ КЕВОРКОВОЙ о принципах и практике борьбы с наркотрафиком в его стране. Он 2,5 года возглавляет Госнаркоконтроль в ИРИ, до того имел большой опыт работы в соответствующем отделении полиции. По образованию инженер. Прежде занимал должность замминистра промышленности Ирана. В отличие от России в Иране разрешена метадоновая заместительная практика лечения наркозависимости. Наркомафии там грозит смертная казнь, а в стране налажена сетевая антинаркотическая работа.
– Можно ли измерить борьбу с наркоторговлей? У людей ведь возникает устойчивое ощущение, что чем больше борьбы с наркотиками, тем больше наркотиков. Есть ли у вас хоть какие-то позитивные данные?
– 98% всего конфискованного в мире опия приходится на Иран. Только в 2009 году было конфисковано 1050 тонн. В этом же году мы потеряли 78 человек сил правопорядка. Согласно статистике, около 30% наркотиков поступает на территорию Ирана. Из этого объема 1/3 нам удается конфисковать. Наши показатели выше, чем в других странах.
Борьба с наркотиками в Иране – сложное дело. У нас протяженность границ с Афганистаном и Пакистаном две тысячи километров. Иранский маршрут самый короткий для стран потребления наркотиков. В борьбе с их продвижением за 30 лет мы потеряли 3700 человек из числа сил правопорядка. Около 12 тысяч человек стали инвалидами.
Хочу сказать, что второй традиционный маршрут транспортировки наркотиков – это балканский. Не веди Иран такую борьбу, урона для других стран было бы гораздо больше. Мы теряем наших людей не только ради иранского общества, но и ради других народов, в том числе и ради молодого поколения мира. Мы знаем, что в России есть такая беда с молодежью. Мы готовы делиться опытом.
– У вас 30 лет опыта борьбы с наркотрафиком. Как вы видите изменения его объемов и его маршрутов?
– Производство наркотиков при талибах было всего 200 тонн в 2001 году. А в этом году – 8 тысяч тонн. Когда было прекращено производство наркотиков в треугольнике Мьянмы, все это производство перебазировалось в Афганистан. После талибов началось, можно сказать, цунами в производстве наркотиков. Так что будущее в смысле прогнозов по наркотрафику нас сильно беспокоит. Мы видим, что участие западных стран в делах Афганистана увеличивает производство наркотиков там. Свыше 45 стран имеют своих военных представителей на территории Афганистана. Более 200 тысяч военного контингента иностранного корпуса. Результат этого – увеличение наркоманов на территории Ирана и России.
– Какова ситуация с наркоманией в Иране?
– Мы ее рост обуздали за последние четыре года. У нас разработана «стратегия равновесия» – так мы назвали нашу методику. Мы в числе тройки стран, где с наркоманией справляются. Мы, с одной стороны, пресекаем поступление наркотиков в страну, с другой – форсируем лечение наркоманов. 600 тысяч наших наркоманов лечатся.
– Вы кого считаете наркоманами?
– Всех, кто потребляет традиционные и химические наркотики. Марихуана у нас не распространена, очень редко, гашиш употребляют, но тоже редко. Наши люди страдают от употребления опиума, морфия, героина, синтезированных промышленных наркотиков. Все, кто нюхает, курит, колет наркотики, считаются наркоманами. Мы обуздали СПИД, который стал следствием наркомании, наладив распространение шести миллионов одноразовых шприцов в год, других предметов санитарии. Для каждого вида потребления есть рецепт лечения. Для тех, кто курит опиум, мы даем лекарство для отвыкания. Тем, кто употребляет героин, мы даем метадон. Другими словами, мы хотим уничтожить связь производителя и потребителя.
– Какого производства метадон у вас употребляется?
– Нашего производства. Мы в числе трех стран, кто производит лекарства от наркомании, причем успешно.
– Не раз приходится слышать о том, как работники, на работе борющиеся с наркотиками, после работы встраиваются в наркотрафик. Как у вас с этим обстоит?
– В среде противостоящих наркотрафику структур повсюду такое происходит. Одним словом, это называется коррупция. Торговля наркотиками – это провоцирующая торговля, она соблазняет. Мы успешны в своей борьбе с наркотиками потому, что у нас очень суровые наказания за наркоторговлю – вплоть до смертной казни. Это распространяется и на сотрудничество с контрабандистами, и на сделку с ними, на воз наркотиков, распространение наркотиков. Любые действия подобного рода сурово караются. Вот поэтому ООН свидетельствует, что иранская полиция самая здоровая, самая некоррупционная.
– Как ваш закон определяет наркомана?
– Мы считаем, что наркомания – это болезнь, социальное повреждение. Мы полагаем, что наркоманами становятся независимо от религии, пола, возраста, положения и достатка. Мы не считаем наркоманов преступниками, их не сажают в тюрьму, не преследуют. Мы думаем, что это недуг. В соответствии с этим социальным повреждением надо найти и социальные способы лечения. Очень трудно излечивается наркомания. Мы считаем, что излечению в результате медицинских и больничных методик поддаются 30% наркоманов. Наркоман – это больной человек. Как диабетик, скажем. Но в случае с наркоманом задействована и психика, это и духовный недуг. Чтобы излечить его окончательно, надо изменить его настрой. Ради этого мы создали антинаркотическое движение. Его успех в том, что 100 тысяч бывших наркоманов уже в течение трех лет не употребляют наркотиков. В этом движении участвуют и общественные организации, и частный сектор. Его цель в том, чтобы помочь людям отвыкать от наркотиков нелекарственным методом. Он заключается не в том, что человеку предлагают вместо наркотиков метадон, а в том, что человек отказывается от наркотиков. В частности, те люди, кто бросил наркотики, собираются вместе и помогают друг другу. По нашему опыту это самый действенный метод лечения. Он самый действенный для героиновых наркоманов – то есть для тех, кого больше всего в России. Мы готовы этот опыт передавать и России. Мы приглашаем корреспондентов из России, кто занимается этой проблемой, приехать в Иран и посмотреть, как у нас с ней справляются, как помогают семьям, которые мучаются, видя, как они теряют своих детей.
Мы боремся с распространителями, а не с наркоманами.
– В России самыми успешными борцами с наркоманией являются протестантские общины. К сожалению, их активисты часто убеждены, что мусульмане не подвержены наркомании, но изобрели их как оружие против западного мира.
– Героин был изобретен и усовершенствован английским и немецким учеными. В Иран героин был завезен западным путешественником в качестве медикамента. Самое большое число мусульман проживает в Азии. И самое большое число наркоманов проживает в Азии. Так что это неправильные выводы. Наркомания не признает ни границ государств, ни национальностей. Для контрабандиста все равно, кому он везет наркотики – христианам или мусульманам.
– У нас наркотики распространяют в школах, институтах, в ночных клубах. А как у вас? Ночных клубов нет, а может наркоторговец прийти в школу?
– Для наркотиков нет определенного центра. Они присутствуют во всех общественных слоях: бедные курят, и богатые тоже, рабочие. Каждый находит оправдание для себя: одни для развлечения, другие для наслаждения, третьи так пытаются решать сексуальные вопросы, четвертые считают, что так они избавятся от боли. Контрабандист ищет рынок. Он провоцирует гипотетического потребителя, соблазняет его возможностями наркотиков, создает определенный образ наркопотребления. Молодые на Западе употребляют наркотики, чтобы не думать о будущем. Они не понимают, что будущего не будет, а вся его жизнь до конца будет связана с наркотиками.
– Международные правозащитные организации возмущены тем, что в Иране казнят. Они не считают, что следует казнить наркомафию. Каков ответ Ирана на эти протесты?
– У нас для наркокурьеров очень серьезные наказания – от длительных сроков заключения до высшей меры наказания для тех, кто хранит особо крупные партии наркотиков. Мы применяем такие суровые формы наказания потому, что мы находимся на ближайшем фронте этой борьбы. Если мы не будем казнить наркомафию, неизвестно, сколько людей из России и Европы погибнут. Мы соблюдаем права человека, но в отношении наркоторговцев закон суров – это касается и иранских граждан, и иностранных.
– У вас есть понимание, из кого состоит наркомафия?
– Это начинается с производителей, инвесторов, перевозчиков, посредников, сюда подключаются транзитные структуры. Стоимость наркотиков на полях одна, а в конечной точке продажи – другая в разы. Прибавочная стоимость работает здесь в геометрической прогрессии. Килограмм сырья с поля стоит 50 долларов, а килограмм героина в дозах стоит уже в Европе 50 тысяч долларов. От перемещения по миру это вещество увеличивается в цене в тысячу раз. Те, кто получает эту прибавочную стоимость, проживают на конечной остановке – в Америке, в Европе, не в селениях Афганистана. По территории Ирана перевозчики в основном иранцы, некоторые – афганцы и пакистанцы. В арабских странах отмываются доходы наркотрафика. В конце мая мы конфисковали большой объем соляной кислоты, которую применяют для изготовления наркотика, чтобы превратить опий в героин.
– А где эта соляная кислота произведена?
– В Тихоокеанском регионе. Основные производители химических ингредиентов – европейские государства. Их направляют в Афганистан – без них нельзя произвести наркотики, очистить их. Поэтому часть нашей борьбы направлена на противодействие этим поступлениям. Не секрет, что границы и таможни Афганистана охраняют американцы и англичане. Они не препятствуют почему-то ни проходу наркотиков из Афганистана, ни проходу химических веществ для их производства в Афганистан. Мы обеспокоены тем, что эти силы вообще не борются против наркотиков.
– На эти ингредиенты санкции ООН не распространяются? Их ввозу не препятствуют США?
– Это скрыто делается. Мы были бы рады, если бы санкции были направлены на эти вещи.
– В Иране есть поля, на которых выращивают опий?
– Нет, это запрещено.
– Формально это запрещено во всем мире.
– Мы контролируем все сельскохозяйственные поля по всей стране. Это начинается с марта и до конца июля – ежегодно. Мы пресекаем все это, если что-то появляется. Мы рассматриваем борьбу с наркотиками как часть священной борьбы. В ней могут быть успешны только те люди, у которых есть духовный стимул. Наши люди жертвуют собой ради того, чтобы родители не теряли своих детей – независимо от того, иранская это семья или европейская. Мы получаем поддержку многих семей. Мы уверены, что одними полицейскими методами это зло победить невозможно. Надо вести большую культурную работу – мы ее начинаем с детского сада. Мало сказать «нет наркотикам», надо уметь это «нет» сделать жизненным принципом. Эта тема популярна в наших СМИ. У нас есть новая специальность в университетах. Есть уже 25 тысяч специалистов по стране, на которых мы можем рассчитывать. В Коране сказано: тот, кто спасает одного человека, спасает все человечество.
Михаил Сергеев 
Дарья Гармоненко 
