Бахтияр Тузмухамедов
Главный прокурор МУСа Луис Морено-Окампо (слева) беседует с участниками конференции в Кампале.
Фото Reuters
На проходящей в Кампале (Уганда) первой Конференции по обзору, созванной в соответствии с Римским статутом Международного уголовного суда, среди прочих рассматриваемых вопросов по степени важности выделяются предлагаемые поправки, а среди них особое внимание приковано к определению агрессии.
Напомню, Международный уголовный суд (МУС) – независимый и полностью автономный судебный орган, был образован на основании международного договора – Римского статута, подписанного 17 июля 1998 года. Потребовалось четыре года на то, чтобы статут вступил в силу, – срок вполне разумный для договора такого масштаба. Другое дело, что среди нынешних 111 государств, являющихся сторонами статута, нет трех постоянных членов Совета Безопасности ООН – Китая, России и США, – а также ряда крупных, влиятельных и тоже небедных стран – Индии, Индонезии, Малайзии, Пакистана, Саудовской Аравии и других.
Россия подписала Римский статут в 2000 году, однако не ратифицировала его, хотя некоторая подготовительная работа была проведена, включая подготовку проекта закона о ратификации и о внесении изменений и дополнений в профильное законодательство. Россия сотрудничает с МУСом, представлена в Ассамблее государств-участников в качестве наблюдателя, участвует в заседаниях рабочих органов, в том числе в выполнившей свою задачу Специальной рабочей группе по преступлению агрессии.
США тоже подписали Римский статут (это было еще при демократической администрации Билла Клинтона), однако 6 мая 2002 года республиканская администрация отозвала подпись, официально известив генерального секретаря ООН об отсутствии у США намерения становиться стороной договора. Мне приходилось сталкиваться с неприятием законности такого шага среди коллег по международно-правовому цеху. Они решительно осуждали действия США, называя их противоправными (видимо, не зная, что так же поступили еще два государства – Израиль и Судан), упуская из виду, во-первых, то, что «договор о договорах» – Венская конвенция о праве международных договоров 1969 года, допускает такой вариант при условии, что намерение не быть стороной ясно выражено. Во-вторых, к такому методу порой прибегает и Россия, правда, в отношении не столь фундаментальных актов.
С администрацией Барака Обамы некоторые эксперты связывали надежды на изменение американской позиции вплоть до принятия решения о ратификации Римского статута. Позиция действительно изменилась в позитивную сторону, хотя справедливости ради надо отметить, что еще в 2005 году – при Джордже Буше – США не воспрепятствовали принятию СБ ООН резолюции, санкционировавшей расследование прокурором МУСа ситуации в суданской провинции Дарфур, а тремя годами позже возобновили ранее прерванные контакты с МУСом. Однако рассчитывать на ратификацию, во всяком случае – при первом сроке Обамы, по-моему, не приходится, пусть даже главный юрист государственного департамента Харолд Ко и обмолвился на днях в Кампале, что подпись США под статутом по-прежнему стоит. Обмолвился, но прямо не дезавуировал ноту от 6 мая 2002 года. Забегая вперед, осмелюсь предположить, что принятие Конференцией по обзору широкого определения преступления агрессии и наделение МУСа самостоятельным полномочием возбуждать его расследование отложит американскую ратификацию ad infinitum.
Отношения МУСа с национальными судебными системами основаны на принципе дополнительности. Приоритетом в преследовании преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУСа, обладают внутренние суды. Однако если государства демонстрируют нежелание или неспособность осуществлять такое преследование, в дело должна вступать международная юстиция.
Под юрисдикцию МУСа подпадают преступление геноцида, преступления против человечности, военные преступления и преступление агрессии. Первые три состава прописаны в Римском статуте достаточно детально, благо уже давно приняты международные договоры, из которых заимствованы их элементы, да и действующие с 90-х годов прошлого столетия временные международные трибуналы ООН для бывшей Югославии и для Руанды своей практикой способствовали их конкретизации. А вот насчет состава преступления агрессии на дипломатической конференции, принявшей Римский статут, договориться не удалось, и дело отложили до первого обзора.
Проект новой статьи, которую предлагается внести в Римский статут, в части определения почти дословно воспроизводит текст резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, принятой 14 декабря 1974 года, и включает такие действия, как вторжение вооруженных сил одного государства на территорию другого, бомбардировку, обстрелы, блокаду портов и берегов, широкомасштабную засылку государством или от его имени вооруженных банд, иррегулярных сил или наемников для ведения боевых действий против другого государства, и другие серьезные нарушения международного мира и безопасности. Резолюция не имеет обязывающей силы, но получила широкое признание в международной практике (к примеру, на нее как на авторитетный источник ссылается Международный суд ООН), ряд государств полагает эту резолюцию средством толкования Устава ООН, а Россия включила это определение в Федеральный конституционный закон «О военном положении».
Сложности возникают с тем, как проект предлагает осуществлять юрисдикцию МУСа в отношении преступления агрессии.
 Внушительное здание, но пока мало дел на рассмотрении – такова реальность МУСа. Фото Reuters |
Здесь следует напомнить, что в соответствии с Уставом ООН полномочием устанавливать существование акта агрессии наделен Совет Безопасности. Решив, что агрессия совершена, он определяет действия, которые надлежит осуществить для восстановления международного правопорядка, вплоть до применения вооруженных сил для обуздания агрессора. Впрочем, заявив, к примеру, что Израиль совершил агрессию, разбомбив в 1985 году базу Организации освобождения Палестины в Тунисе, СБ лишь пожурил нарушителя, потребовав, чтобы он более так не поступал. Напротив, ни разу не назвав Ирак агрессором в серии резолюций, последовавших за вторжением иракских вооруженных сил в Кувейт, СБ в итоге санкционировал применение «всех необходимых средств» для восстановления status quo, предшествовавшего вооруженному нападению. По свидетельству одного из ключевых участников напряженной дипломатической работы, ведшейся в СБ и его кулуарах в те дни, термин «агрессия» было возник, но от него отмахнулись, поскольку, по выражению дипломата, «и так все было ясно». Можно лишь фантазировать о том, каким образом развивались бы далее события, будь Ирак еще тогда, в августе–ноябре 1990 года, ясно и недвусмысленно назван агрессором.
Но вернемся к проекту новых положений Римского статута. Не возникает особых проблем с теми из них, которые предусматривают, что прокурор МУСа начинает собственное расследование после того, как СБ установит существование акта агрессии. А вот далее проект распадается на альтернативы и варианты, поскольку единого текста Специальная рабочая группа по преступлению агрессии согласовать не смогла. Вправе ли прокурор начать расследование, если СБ не смог решить, что совершена агрессия, и если вправе, то нужно ли оговорить срок, по истечении которого такое расследование начинается? А если СБ оказался в патовой ситуации, допустимо ли, чтобы его заместила Генеральная Ассамблея, как это произошло в 1950 году после вспышки вооруженного конфликта на Корейском полуострове? А может быть, привлечь Международный суд ООН, чтобы он авторитетно заявил, совершена ли агрессия?
Рискуя прослыть консерватором и реакционером, назову неконструктивными для отношений МУСа с СБ, а то и пагубными для самого МУСа предложения иные, нежели предусматривающее право прокурора начинать расследование преступления агрессии не иначе как с санкции СБ, выраженной в его резолюции, принятой в соответствии с принципом единогласия его постоянных членов. СБ – оперативно действующий орган, способный принять в краткие сроки политическое решение о срочных мерах по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности. МУС – орган юридический, которому не пристало присваивать себе политические полномочия. Да и не будем забывать, что судебная процедура – дело неспешное. Наделение Генеральной Ассамблеи полномочием определять акт агрессии, минуя Устав ООН, подрывает Устав, а значит, и созданную им всемирную организацию. Что касается Международного суда, то мне кажется, что коллективная мудрость и предусмотрительность его судей позволят ему избежать втягивания в политические дебаты.
МУС – по-прежнему юный и все еще незрелый организм. Он до сих пор не разрешил ни одного дела. По выданным им ордерам арестованы едва ли четверо подозреваемых, а попытка заполучить президента Судана Омара аль-Башира вызвала скандал и неповиновение. Оптимизм, сопутствовавший его созданию, умерился. Стоит ли обременять МУС новыми полномочиями, которыми он едва ли сможет распорядиться?
